Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников

После описания наших экономических отношений с прибалтийскими странами я ограничился заявлением, что никакого столкновения германо-русских интересов из-за всех этих вопросов не возникнет. Более того, урегулирование украинского вопроса показало, что мы не стремимся ни к чему, что угрожало бы советским интересам.

5. Произошло довольно серьёзное обсуждение вопроса: почему национал-социализм проявлял враждебность к СССР в области внешней политики. Антагонизм национал-социализма естественно вытекал из борьбы против Коммунистической партии Германии, которая зависела от Москвы и была лишь орудием Коминтерна. Борьба против Коммунистической партии Германии давно закончилась. Коммунизм искоренен в Германии. Значение Коминтерна оказалось перекрыто. Политбюро теперь проводит совершенно другую политику, чем в то время, когда доминировал Коминтерн.

Слияние большевизма с национальной историей России, которое выразилось в прославлении великих деятелей и деяний России (празднование годовщины битвы под Полтавой, чествование Петра Первого, битвы на Чудском озере, Александра Невского), действительно изменило международное лицо большевизма, как мы это видим, особенно когда Сталин отложил «мировую революцию» на неопределённый срок. При таком сочетании дел мы увидели теперь возможности, которые не видели раньше, при условии, что не делалось бы попыток ни в какой форме распространять коммунистическую пропаганду в Германии.

6. В конце Астахов подчеркнул, насколько эта беседа была ценной для него. Он доложит о ней в Москву и надеется, что она принесет там определённые результаты в последующем развитии событий.

7. С нашей точки зрения, заслуживающим внимание успехом можно считать тот факт, что Москва после ряда месяцев переговоров с Англией до сих пор остаётся неуверенной относительно того, что же она должна в конечном счёте предпринять.

Шнурре».

Идеологический момент, как видно, не очень связывал Советское руководство при выработке нового курса на советско-германское сближение и даже не мешал согласиться с германскими притязаниями на чужие территории, надеясь на получение аналогичных дивидендов и для себя.

Особо прельщало именно высказывание представителя МИДа Германии, где он коснулся того, что «во всей зоне от Балтийского моря до Чёрного и до Дальнего Востока не существует между обеими странами спорных проблем, которые исключали бы возможность таких отношений», и что «несмотря на всю разницу в мировоззрении, в идеологии Германии, Италии и Советского Союза есть единое общее: оппозиция капиталистическим демократиям, так как ни мы, ни Италия не имеем якобы ничего общего с капитализмом Запада.

На генсека Сталина особое впечатление произвело высказывание немца о том, что показалось бы довольно парадоксальным, если бы Советский Союз как социалистическое государство был бы на стороне западных демократий. Всё это казалось настолько убедительным, настолько подкупающим, настолько ему душевно близким, что определило весь ход дальнейших шагов, предпринятых к сближению с немцами. О том, что они нацисты, что у фюрера твёрдые намерения по захвату советских территорий, о чём поступали из-за рубежа многочисленные предупреждения, казалось, было предано забвению. Это красноречиво подтверждается рядом подлинных документов.

Юрий уже догадывался, кем в действительности был дядюшка Сильвестру. Несомненно, бессарабец скорее всего связной Компартии Румынии, интересующийся обстановкой в столице и в стране.

Ещё в начале знакомства Сильвестру намекнул о своём сочувствии отбывавшей в тюрьме срок родственнице Юрия, той самой Пите, некогда скрывавшейся в их доме. И Юрий понял, что и Сильвестру, очевидно, такой же, как она.

Если раньше отношения с Сильвестру казались Юрию обычными для земляков, то по мере общения на первый план стало выходить любопытство дядюшки об определённого толка новостях. Возникали вопросы отнюдь не житейские, ставились конкретные задачи, давались советы о том, как добиваться результата в своей деятельности.

Сведения, которыми располагал Марчел, казались слишком важными для простого электрика, каким тот был. Видимо, его функции распространялись значительно дальше повседневной работы. Едва ли не все, кто подходил к нему, здоровались и относились к нему не только с глубоким уважением, но и с некоторым почтением.

Впрочем, нечто похожее можно было сказать и о самом курсанте Россети. Получалось, что оба были с «двойным дном».

Телеграмма посла Германии в Советском Союзе Министерству иностранных дел рейха.

«№ 158 от 3 августа 1939 г.

Москва, 4 августа 1939 г. – 00.20

Сегодня во время совещания, длившегося 1 час 15 минут, Молотов отбросил свою обычную сдержанность и казался необычайно открытым. Я сослался на мою последнюю беседу с ним и сказал, что за это время в Берлине торговые переговоры возобновились и, кажется, развиваются обнадёживающим образом. Следовательно, мы рассчитываем на их скорое завершение… Молотов подтвердил, что «в общем» он был в курсе этого.

…Затем я объяснил, как на основании трёх этапов, упомянутых Шнурре, мы представляем себе нормализацию и улучшение наших отношений с Советским Союзом.

Далее я сказал, что от Балтики до Чёрного моря нет противоречий в интересах между Германией и Советским Союзом, что Антикоминтерновский пакт не был направлен против Советского Союза, что подписанием пактов о ненападении с прибалтийскими странами мы доказали нашу решимость уважать их целостность и что наши широко известные требования к Польше не означают нанесения ущерба советским интересам. Следовательно, мы считаем, что есть полная возможность согласовать наши интересы, и мы спрашиваем, какого мнения придерживается советское правительство.

Молотов ответил довольно пространно, пункт за пунктом. Он заявил, что Советский Союз всегда желал заключения экономического соглашения, и, если такое же желание существует у немецкой стороны, он считает перспективы осуществления экономического соглашения совершенно благоприятными.

Что касается отношения советской прессы, то он считает – за некоторыми исключениями – наши упреки необоснованными. Но он стоял за то, чтобы пресса обеих стран воздерживалась от всего, что может вызвать обострение отношений между нами. Он считает постепенное возобновление культурных связей необходимым и целесообразным и считает, что положительное начало уже вполне положено в направлении их улучшения.

Подойдя к вопросу о политических отношениях, Молотов заявил, что Советский Союз также желает нормализации и улучшения взаимоотношений. Это не их вина, если эти отношения были испорчены. Причиной этого, как он сказал, было, во-первых, подписание Антикоминтерновского пакта и всё, что в этой связи высказано и сделано. На моё возражение о том, что Антикоминтерновский пакт не был направлен против Советского Союза и был 31 мая самим Молотовым назван союзом против западных демократий, Молотов ответил, что, тем не менее, Антикоминтерновский пакт способствовал агрессивной позиции Японии по отношению к Советскому Союзу.