Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим - Вячеслав Александрович Баймаков

спальни, и, выдержав паузу, понизив уровень децибелов в голосе, зло констатировала: — Урод!

После чего наступила тишина с потрескиванием поленьев в костре. Других звуков не прослеживалось минут пять. Следующий окрик Веры прозвучал уже по-барски, но в нём почувствовалось: «Я тебе отомщу, скотина».

— Дмитрий Вячеславович, будьте добры, организуйте девушке дорожку до шатра.

— Это не шатёр, а яранга, двоечница, — прокричал он в ответ и вполголоса попросил Кона: — Сделай ей, пожалуйста, дорожку с фонарными столбами в стиле местного антуража.

Саша-лицеист зловеще улыбнулся и медленно кивнул. На что со стороны Веры раздался душераздирающий визг, а вместе с ним по Диминым мозгам прилетела боевая Слава.

Молодой человек аж задохнулся от нахлынувшей любвеобильности. И главное, ничего не мог сделать с этой ведьмой. Он её не видел, а значит, ни в эмоции её не влезть, ни ретранслировать удар обратно. Из глаз брызнули слёзы. Дыхание спёрло, а сердце принялось молотить с запредельным ритмом, хоть реанимацию вызывай. Причём долбилось в голове, а не в груди, отчего, кажется, оглох на оба уха.

Им завладело необоримое желание сжать её в объятиях и облизать сверху донизу. Эйфория идиотского счастья заполонила мозги, нагло пнув оттуда остатки рассудка. Как он её в этот момент любил! Боже! Как любил! Да он жить без неё не мог. Дышать без неё не мог. Даже готов был Родину продать за один её поцелуй. Хорошо, что в мечтах не дошёл до секса. Сдох бы тут же от вожделения.

Неуклюже барахтаясь в оленеводческой экипировке, как майский жук на спине, пытающийся встать на ноги, он завалился набок и упал на пол. Встал на четвереньки и, пуская слёзы, сопли, слюни, так и пополз на четырёх конечностях к своей любимой. И только протиснувшись в щель импровизированной двери и увидев колдующую ведьму, звезду очей его, он автоматически ухнул в её эмоции.

Ситуация триггерно поменялась. Вера, до этого державшая руки разведёнными в стороны, очень сексуально простонала и обеими ладонями закрыла лицо, обрывая действия Славы. Но резко обозлившийся Дима успел прочувствовать эту грёбаную силу. Он буквально осязал её на физическом уровне. Не понимая её природы, тем не менее он осознал, как она делается. Поэтому не только не прекратил её излучать из себя, но и усилил, непонятно за счёт каких возможностей организма.

Ведьма Вера, не будь дурой, среагировала на его атаку чисто по-девичьи. Она просто взяла и рухнула в обморок, не дав новоиспечённому ведьмаку от души порезвиться. Да и не хватило бы его на большее. Это и так стоило ему ну очень дорого. Дима обессилил, словно фуру презервативов разгрузил. Причём по настоятельному требованию заказчика перетаскал на склад каждый презик поштучно на носилках без напарника.

Усталость навалилась неимоверная. Хоть падай и помирай. Он в прямом смысле слова засыпал, стоя на четвереньках, словно Вера его не Славой прибила, а в очередной раз вкатила убойный успокоительный укол в задницу. Причём сон в себя затягивал даже при насильно распахнутых глазах.

Утерев лицо снегом и несколько придя в себя, наконец заметил, что же заставило Веру взвизгнуть и впасть в неуправляемое бешенство. Вдоль аккуратно вычищенной дорожки по обе стороны торчали фонарные столбы, светильниками на которых красовались жуткие черепа страшилищ. Словно остатки чудовищ, на кол посаженных.

За счёт чего костяк светился — непонятно. Но зубастые люстры с остатками плоти, украшенные разноцветными ленточками, развивающимися якобы на ветру при полном штиле, даже у Димы вызвали оторопь. Кошмарное зрелище благодаря испугу и впрыснутому адреналину сил Диме не прибавило, но желание спать резко где-то закопалось в сугробе.

Сама брюнетка в шикарной шубе в однородном комплекте с шапкой и варежками валялась без чувств на вычищенной дорожке. Длинная шуба выглядела дорого-богато. Ни то голубой писец, ни то голубая норка, ни то какой другой ценный зверь, но однозначно голубой.

— Кон, — наконец выдавил из себя Дима. — Приведи мой организм в нормальное состояние.

Усталости как не бывало. Он облегчённо вздохнул полной грудью и поймал себя на идиотском желании побегать вокруг яранги. Но этот пакостный порыв тут же задушил на корню. Поднялся на ноги, продолжая зло смотреть на валяющуюся ведьму, соображая, что с ней делать. То ли на руках в ярангу отнести, то ли за ногу волоком дотащить. То ли привести в чувство, чтобы сама дошла. То ли оставить как есть. Пусть поваляется, и когда отморозит себе что-нибудь, глядишь, думать начнёт.

— Кон, — обратился он к Господству, ни на что не рассчитывая, — ты можешь в качестве исключения по какому-нибудь аварийному протоколу телепортировать пострадавшую на её шкурное место?

— Нет, — чуть ли не машинным голосом ответил искусственный Разум.

— Так и знал, — пробурчал доморощенный ведьмак, понимая, что бросить её замерзать он всё равно не сможет, а значит, придётся тащить.

Ни на руках, ни за ноги, конечно, не потащил. Поволок за шиворот. А когда с великим трудом уложил девушку на её место, то уставился недобрым взглядом на откровенно развлекающегося подростка, впервые улыбающегося от уха до уха. Даже подумал, что он сейчас заржёт, как конь. Но нет. Ангельский хохмач от подобного воздержался.

Дима, устраиваясь на своём месте, хотел было попенять ему за выходку с черепами, но Саша-лицеист мгновенно перевоплотился в Царевну Лебедь. Сущность Разума, сексуально возлегая на шкурах и посверкивая звездой во лбу, опередила.

— Ты знаешь, какая ножка у стула самая важная? — пропела она ни к селу ни к городу.

Дима аж выпал в осадок, открыв рот, и от смены действующих лиц, и от дурацкого вопроса. С одной стороны, при чём тут стул? С другой — к чему эта аллегория? А с третьей — спрашивать бесполезно, ибо пояснять не будет. Но пока он метался в непонимании, она ответила сама.

— Та, которая отсутствует.

И тут до Димы дошло, куда она гнёт. Хозяйка солнечной системы ещё во время знакомства давала ему задание на социализацию их троицы, а он вместо этого занимается с ними чёрт знает чем, только не объединением их в нечто целое.

Молодой человек моментально осознал, что перед ним уже не Кон с его ограничениями, а Царевна Лебедь, которая шастает у него по мозгам, как у себя дома. Любая ложь станет для неё явной, как только подумает зародиться. Поэтому даже не стал кочевряжиться и просто признался:

— Да не понимаю я, какое целое из нас должно получиться. Я их ещё слишком мало знаю. Да вообще, по сути, не знаю.

— Начинай. Думать. Медленно, — разделяя слова, пропела сущность космического Разума. — Пора взрослеть. Ты до сих