Зависть кукушки - Анна Акимова

В пятницу на мой телефон с неизвестного номера пришла эсэмэска: «Согласен, но нужно встретиться. В субботу, в 16.00 в сквере у Погранца».

Итак, убийца приглашал меня на свидание. Это было неожиданно. Я думала, что он просто выразит свое согласие и надо будет ждать его дальнейших поступков. Может быть, это его приглашение и есть поступок?

Сквер у Погранца… в четыре часа дня… Еще светло, и место людное. Кругом магазины, рядом кинотеатр. Да и сам сквер скорее не сквер, просто крохотная площадь, где стоит памятник пограничнику с собакой, несколько кустов и пара скамеек. Почему в нашем городе, очень далеком от рубежей нашей родины, стоит памятник пограничнику, никто не знает. Памятник поставлен очень давно, наверное, годах в тридцатых прошлого века, каменный пограничник одет в долгополую шинель и буденовку, собака вообще неизвестной породы, но этот памятник, именуемый в народе Погранцом, у нас знают все.

Ладно, придется пойти, вряд ли мне что-нибудь угрожает в таком месте. Что он мне хочет сказать, что еще придумал?

…Подходя к скверу, я чувствовала, как тоскливо щемит сердце. Я не хотела, не хотела, не хотела встречаться с Князевым!

Но он уже стоял у памятника спиной ко мне, подняв воротник куртки и сунув руки в карманы. Сегодня было холодно, дул пронзительный, влажный ветер, гнал по небу серые облака. Народу на улице было мало, даже голуби, обычно суетящиеся у памятника, куда-то попрятались.

На светофоре я заколебалась. Может, не переходить улицу, повернуться и уйти, пока он меня не увидел? Но тут к светофору подлетела стайка детей с ранцами на спинах, дети вопили пронзительными голосами, толкались и хохотали. Князев оглянулся на шум, увидел меня и приветственно махнул рукой. Зажегся зеленый свет, дети с визгом понеслись через улицу, и я обреченно побрела за ними.

Я надеялась, что дети бегут к памятнику – лазить по нему, сидеть верхом на собаке, но они мигом пронеслись через сквер и исчезли за кустами. Я осталась один на один с убийцей.

Выглядел он плохо. Полноватое лицо горело болезненным пятнистым румянцем, он хрипло дышал и покашливал.

– Извини, – сказал он. – Это астма. В такую погоду у меня всегда обострение.

Уж не ждет ли он, что я ему посочувствую?

– Давай сядем, – он тяжело двинулся к скамейке и почти повалился на нее, даже не стряхнув снег. Похоже, он и правда чувствовал себя плохо. Я подошла к скамейке, но садиться не собиралась, остановилась рядом.

– О чем ты хотел поговорить? – спросила я, с тревогой вглядываясь в его лицо. Не дай бог, отключится, мне что, возиться с ним, проявлять милосердие?

– О гарантиях, – прохрипел он, правой рукой стараясь нащупать что-то где-то сбоку. – Мне нужны гарантии, что… что… а-а-а… а-а-а…

Он задергался и стал со свистом втягивать в себя воздух, продолжая судорожно искать что-то справа, и наконец вытянул из-за спины сумку, которая, оказывается, висела у него через плечо, и начал шарить в ней.

– Тебе что, плохо? – спросила я, хотя и так было ясно, что ему плохо, он задыхался и нечленораздельно мычал, в груди у него хрипело и свистело, лицо налилось кровью. Я смотрела на него и не знала, что делать.

Он наконец вытянул из сумки баллончик ингалятора и поднес ко рту, но обычного пшиканья не последовало. Он потряс баллончик и попробовал еще, но безуспешно. Он тряс и тряс ингалятор и опять нажимал на клапан, но с ингалятором явно было что-то не так. Он взглянул на меня, в его глазах был ужас.

– Что, вызывать «Скорую»? – спросила я. Он потряс головой.

– Н-не… н-не… ус-пе-ют… н-на…

Он зачем-то пихал мне в руки баллончик, старался что-то сказать, мучительно задыхался, из глаз его текли слезы.

– А-а-а… а-а-а… там… та-ам!.. – трясущейся рукой он тыкал куда-то мне за спину. Я наконец догадалась посмотреть туда и все поняла – за сквером, совсем недалеко, на первом этаже девятиэтажки зелеными буквами светилась надпись: «АПТЕКА». Я выхватила из рук Князева ингалятор и бросилась туда.

Уже начало смеркаться, но фонарей еще не зажигали. В это время я вижу хуже обычного, поэтому старательно смотрела под ноги, но, несмотря на это, несколько раз чуть не упала, поскользнувшись на плохо расчищенной дорожке. Я боялась упасть, боялась не успеть, боялась, что мне не хватит денег, ведь некоторые лекарства стоят очень дорого, а я не знала, сколько стоит нужный препарат, я никогда в жизни не покупала средств от астмы. Еще я боялась, что в аптеке нужного лекарства вообще не окажется. Словом, я боялась не успеть спасти убийцу Севу Князева, и в этом была чертова ирония судьбы!

Но я благополучно миновала все опасности скользкой дороги и, толкнув тяжелую дверь, ввалилась в маленькое помещение, где было очень тепло и ярким белым светом горели люминесцентные лампы.

У меня моментально запотели очки. Поспешно протирая их пальцами, я шагнула к прилавку, где спиной ко мне, расставляя на полках какие-то разноцветные коробки, стояла пышная аптекарша в белом халате и колпаке, из-под которого вились черные волосы.

– Помогите мне, пожалуйста, – громко заговорила я, и она обернулась. Ощущение чего-то неправильного, невозможного, охватило меня. Передо мной, спокойно и холодно глядя на меня, стояла… Злая Кукла.

Какая я дура, успела подумать я. Больше я ничего не успела. Что-то толкнуло меня в спину, острая, парализующая боль разлилась по телу, в глазах потемнело.

…Кажется, я лежала на полу. Надо мной ярко горели лампы дневного света, где-то неподалеку слышались спокойные, негромкие голоса. Слов я разобрать не могла, но голоса узнала – совершенно нормально звучащий голос Севы Князева и голос Злой Куклы. И еще один незнакомый женский голос.

Послышались шаги, кто-то приближался ко мне. Я хотела вскочить, но тело не слушалось меня. Надо мной склонилось лицо немолодой седоволосой женщины со странными, налитыми мутной влагой глазами. Что-то кольнуло меня в шею, и лампы надо мной погасли…

Я пришла в себя в реанимации. Оказывается, мне вкололи препарат, от которого я надолго потеряла сознание. Ближе к ночи меня собирались вывезти за город и оставить в лесополосе. Я должна была замерзнуть, и труп мой, в лучшем случае, обнаружили бы только весной, а то и вообще бы не нашли.

Оперативники, которые наблюдали за мной, так же, как и я, купились на Севин спектакль. Они видели искусно разыгранный астматический приступ, через «жучок», прикрепленный на мне, слышали каждое слово и совсем не обеспокоились, когда я побежала в аптеку. Когда в наушниках установилось молчание, они забеспокоились не сразу – ну что особенного могло случиться со мной в аптеке! И только когда Князев совершенно спокойно поднялся и тоже направился в аптеку, они сообразили, что что-то неладно, но и тогда не сразу бросились мне на помощь, а еще какое-то время старались понять, что происходит. За это время меня успели обездвижить электрошокером и вколоть препарат.

Только сейчас, когда я лежала на больничной койке, из каких-то глубин памяти всплыло: Витя Титов, в первый раз рассказывая нам с Сережей про Аллу Потылицыну, упоминал, что она работает в аптеке!