Всё началось с грифона - Кияш Монсеф

простояла. Когда я приблизилась, водитель поднял голову. Это был Сэм.

– Привет, Маржан! – поздоровался он, сверкнув радостной, дружелюбной улыбкой.

– Э-э, привет, Сэм, – ответила я. – Что происходит?

– Заехал тебя забрать.

– Куда мы направляемся? – спросила я и быстро проверила телефон, не обнаружив никаких сообщений о гномах, страдающих недержанием.

– Горацио хочет тебя видеть, – пояснил Сэм. – Он сегодня в городе.

Неподалеку под деревом разговаривали Грейс и Кэрри, и я чувствовала, что они наблюдают за мной.

Ничего особенного, просто папин друг.

– Эй, Сэм? – позвала я.

– Да?

Он широко и непринужденно улыбнулся.

– У меня неприятности?

Сэм выглядел озадаченным.

– Почему у тебя должны быть неприятности? – спросил он.

Я раздумывала, стоит ли позвать на помощь, а потом решила, что честно расскажу о произошедшем. Надеюсь, Горацио поймет. У него ведь и так хватало существ – вряд ли он будет сильно переживать из-за еще одного.

Сэм вышел из машины и открыл для меня дверцу, а потом запрыгнул обратно на водительское сиденье. Грейс и Кэрри наблюдали за моим отъездом, в их глазах стоял вопрос. Проезжая мимо, я помахала рукой, понимая, что моя жизнь совсем не такая, как у них, и с каждым днем эти различия становятся все четче.

Мы проехали по Бэй-Бридж и въехали в Сан-Франциско. Сэм был вежлив и разговорчив, но мне особо нечего было сказать. Когда мы прибыли к месту назначения – одному из фешенебельных отелей в центре города, – я почувствовала беспокойство и легкую тошноту.

– Он ждет в баре, – сообщил Сэм, высаживая меня.

В баре отеля собрались полные энтузиазма мужчины и женщины. Они говорили о делах, обменивались визитками и носили бейджики какой-то профессиональной конференции. Горацио я заметила сразу. Он сидел на диване за столиком в дальнем углу бара и держал в руках высокий стакан с чем-то похожим на содовую. Столики по обе стороны от него были пусты. Горацио приподнял подбородок и отсалютовал мне стаканом, а потом жестом пригласил меня сесть напротив.

– Ты общалась с Феллами, – сказал он.

Горацио, казалось, не очень-то беспокоился о том, что нас кто-то может услышать.

– У стен здесь акустический дизайн. Разговоры подслушать не удастся, ничего, кроме гула, не разобрать.

Он умолк, давая мне возможность прислушаться.

– Говорят, благодаря этому все голоса звучат на одной ноте, – продолжил Горацио. – Я, впрочем, сомневаюсь, что кто-то за этим следит. Иногда достаточно убедительной истории.

Он прервался.

– Я уверен, Феллы сказали тебе, что они поддерживают баланс. Так ведь?

– Э-э, да…

– Это придает их истинной цели некое благородство.

– И что у них за цель?

– Контроль, – произнес Горацио. – Они хотят управлять абсолютно всеми существами. Долгое время так и было, но теперь все изменилось, и это их пугает.

– Каким образом Феллы их контролируют? Они ведь даже не знают, где находятся существа.

– Но им известно, как их найти. Это огромная сила, если уметь ей пользоваться, а они занимаются этим уже сотни лет. Феллы, случайно, не рассказывали тебе о Главном индексе?

– Что это? – сказала я.

– Число, – начал объяснять Горацио, – полученное примерно из тысячи различных факторов. Некоторые из них довольно ожидаемы: ВВП той или иной страны, общий объем наличных денег в обращении, курс акций некоторых компаний. Другие же не столь очевидны – это средний уровень счастья или здоровья среднестатистического гражданина той или иной страны. А некоторые – самые интересные – требуют глубоких знаний о самочувствии и местонахождении существ.

– Что такого особенного в Индексе?

Горацио улыбнулся.

– Это, возможно, лучший показатель человеческого состояния из всех когда-либо сформулированных. Но Феллы разработали его не за этим и используют Индекс для других целей.

Он наклонился ближе и понизил голос.

– Это оракул, – тихо произнес Горацио. – Если делать на него ставки, то можно разбогатеть.

Горацио снова улыбнулся и огляделся.

– Но срабатывает он только в том случае, если ты знаешь, где находятся существа.

– Значит, это неправда? То, что они говорили о балансе?

– Доля истины, конечно, в этом есть. И ее хватает, чтобы оправдать множество дурных поступков.

– Откуда вы все знаете?

Он самодовольно ухмыльнулся.

– Как, по-твоему, Феллы анализируют собранные ими данные?

– Вы использовали свое программное обеспечение, чтобы шпионить за ними, – поняла я.

Горацио приложил палец к губам.

– Пойми, Феллы тебе не друзья. – Он помедлил. – А вот мне хотелось бы подружиться с тобой, несмотря на то что произошло за последние несколько дней.

– Значит, вы на меня не злитесь.

– Я понимаю твой поступок, – ответил Горацио. – Уверен, Эзра – тоже.

Я понадеялась, что у нее не было слишком больших неприятностей из-за неудачи с единорогом.

– Она не виновата, – произнесла я.

– Мы оба тебя недооценили, – сказал Горацио.

Он снова улыбнулся и поднял бокал.

– Сэм сейчас отвезет тебя домой. Я рад, что мы с тобой поболтали.

Когда я уходила, по коже пробежал холодок. В глубине души было ощущение, будто что-то очень важное пошло не так и каким-то образом виноватой во всем оказалась я.

Шли дни, и страх начал исчезать. Ничего плохого не происходило, и мне начало казаться, что так будет всегда. Более того, дела, судя по всему, пошли на лад. Последний месяц в клинике выдался неплохим. Зорро прекрасно перенес первую дозу иммитицида, а я сдала все выпускные экзамены.

Чтобы отпраздновать начало зимних каникул, мы с Кэрри и Грейс сели одним прохладным деньком в Кита и поехали гулять по холмам Тилден-парка, а на закате устроили пикник с видом на залив. Когда мы ехали обратно, в открытые окна с воем врывался холодный воздух. Он обдувал со всех сторон, и в конце концов у нас заболели лица. Мы проклинали затхлый запах Кита и смеялись.

Мы с Мэллорин договорились, что Рождество в этом году особо праздновать не будем, однако ни одна уважающая себя ведьма не позволила бы себе пропустить зимнее солнцестояние. В его канун Мэллорин приготовила горячий сидр и сладкие булочки. Я пригласила Франческу Уикс, которая принесла немного хурмы с дерева, растущего у нее на заднем дворе.

– Я где-то читала, что это персидская традиция – есть хурму в день солнцестояния, – сообщила Франческа.

– Папа не очень-то чтил традиции, – ответила я. – Но хурму он любил.

Пока дом наполнялся согревающими запахами гвоздики и свежеиспеченного хлеба, мы втроем ели и пили, празднуя окончание сезона.

Мэллорин зажгла свечи по всему дому и выключила свет, давая нам прочувствовать мрак самой темной из ночей. Мы по очереди читали стихи о зиме: «Самый короткий день» Сьюзен Купер, «Познать тьму» Уэнделла Берри, «Во власти чар» Эмили Бронте. При свете свечей, под звуки наших голосов, нарушавших тишину дома, мир, казалось, намного постарел. От произнесенных нами слов ночь стала глубже, сидр – теплее, хурма – слаще, воздух снаружи – холоднее.

Это не было волшебством, но уж точно оказалось заклинанием.

Когда каждая из нас прочитала по стихотворению, мы посидели несколько минут в созданной нами тишине. После Франческа пожелала спокойной ночи и пошла домой укладывать собак спать. Мэллорин извинилась и отошла позвонить семье, а я поднялась наверх, в папину спальню.

Я сидела с кружкой сидра в руках, издалека слышался приглушенный голос Мэллорин: она тихо разговаривала со своими родителями. В сознании мелькнуло ледяное воспоминание о том, как мы с Грейс и Кэрри мчались вниз по склону холма. В мире, казалось, было приятнее жить. Теперь я могла сидеть в мерцающей темноте и не чувствовать всепоглощающей ярости, несмотря на отсутствие отца.

Яркое медово-сладкое послевкусие хурмы разлилось по моему телу. Может, воспоминание об этом веками хранилось где-то в глубине моего сознания, оставленное каким-то предком из Гирканской династии? Или, возможно, некоторые мгновения просто не подчинялись тем правилам, которым подчинялись все остальные: девочка ест хурму самой темной ночью в году.

Может, в прошлый раз в самоваре заваривался чай. Может, вокруг огня в очаге собралось семейство. Может, над Демавендом поднималась луна. Может, в водах Каспия отражались звезды.

Все эти места и мгновения казались далекими, но теперь я чувствовала с ними связь. Она образовалась с теми людьми, которые прожили это время, со всеми представителями Гирканской династии.

Это твоя культура, Маржан.

Я понятия не имела, какой должна была стать, и абсолютно ничего не знала о своих предках. Они оставались для меня призраками – воображаемыми людьми без имен и лиц, жившими в стране, которую я никогда не видела.

Однако вкус хурмы одинаков везде.

На второй день нового года позвонила Джейн Гласс.

– Аукцион сегодня, – сообщила она.

Она говорила немного взволнованно.

– Было бы здорово, если бы меня предупреждали заранее, – сказала я.

На это Джейн ничего не ответила, но по ее тону мне показалось, что и с ней обошлись так же.

Водитель со страшными татуировками заехал забрать меня из клиники. Я вспомнила предупреждение Горацио, но хотела довести дело до конца. К тому же мне нужно было