В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев

единственная длинная полоса незасеянной земли должна, очевидно, означать дорогу. К тому же, на ней часто встречаются ослы и мулы, навьюченные горой.

Телеги с грохотом, криком, стоном, поддерживаемые со всех сторон людьми, которых чжисянь нарядил сопровождать нас, кое-как добираются до Дэнфынсяня. Льет сильный дождь. Мы в макинтошах торжественно идем по городу сквозь шпалеры зрителей, любопытство которых не в силах победить никакой ливень.

Располагаемся в ямыне. Фотограф Чжоу тихонько рассказывает мне, что знаменитые здешние разбойники составляют банду в 50 человек и что их легко узнать по костюму. О разбое в Дэнфыне нам говорил еще чжисянь Хэнаньфу. Как он выразился, «нравы около Дэнфыня не раскрылись еще...»

Затем под проливным дождем приходит сам хозяин ямыня. Это необыкновенно любезный и милый старик. Разговорчивый и простой.

8 августа. Едем на ослах, т. е., виноват, идем: около них в Чжунюймяо — храм, построенный во времена ханьского императора У-ди (в I в. до н. э.). Название означает, что храм находится на горе, в центре земли, против небесного центра. Можно, пожалуй, перевести как «пуп земли».

Храм преинтересный. Построен он, несомненно, по модели знаменитого храма Восточного пика (Таймяо) в Тайаньфу и так же, как и тот, находится в состоянии; запустения и разрушения. Там, где, судя по всему, должен был бы находиться большой зал, остался один навес, и под ним стоят четыре бронзовые свирепые фигуры в устрашающей позе, подняв кулаки, в которых когда-то, видимо, было оружие. Выполнение статуй весьма тонкое. Интересна спальня божества, где под балдахином на деревянной кровати лежит нарядно одетый дух Чжун-юй, а в изголовье его сидит жена с маленькими ножками, в полном одеянии и с золотой шапкой на голове. На другой кровати дух почиет раздетым и под одеялом, а жена сидит в ночном туалете, но в диадеме. По бокам стоят две прислужницы. Любопытно, что «обеты исполнения», сделанные на желтой бумаге, положены и перед ними. Многие фигуры обряжены в золотую парчу: это благодарность за исцеление. На первом месте, конечно, богини няннян, которые здесь присутствуют в полном составе.

На обратном пути беседую с попутчиками-крестьянами. Один из них спрашивает меня о воздушном шаре, слыхал об этом в училище.

Вечером приходит чжисянь. Он живет в соседней фанзе, весьма скромно. Дарим ему виды Парижа и будильник. Он восхищен.

9 августа. Утром направляемся в храм Императорской долговечности, расположенный у подножия горы Суншань. Название этого храма показывает, что он построен в память исторической легенды о том, что когда воинственный император Ханьской династии (У-ди) поднимался на Центральный пик, чтобы принести там жертву, то гора кричала «миллиарды лет императору». На стеле высечена вся эта легенда. По храму нас водит живущий здесь старый даос, величественный, степенный. Показывает нам интересный и важный памятник: указ Чингис-хана в пользу даосских служителей, высеченный в монголо-китайском стиле на камне, который наполовину погребен в земле.

Даос приглашает к себе, расспрашивает. Любопытная прическа у здешних даосов: носят дамский шиньон, не брея лба. Голова при этом, конечно, не моется. Занимаются земледелием. «Если самим не работать, есть не хватит», — говорит старик.

Вечером приносят будильник: чжисянь не понял, что он уже заведен, попробовал еще и сломал. Положение наше пиковое, особенно в Китае, где частью общего этикета является обычай бесконечных взаимных подарков, порождающий отношения весьма сложные. Рассыпаемся в извинениях, объясняем, обещаем починить и прислать из Хэнаньфу.

10 августа. Рано утром собираемся в путь. Навьючиваем мулов: вещи кладутся в специальные рогатки, укрепленные на их спинах.

Нас провожает любезный чжисянь: «Если есть твердая воля, то всего достигнешь», — говорит он мне на прощанье. — «Углубляясь в книги, совершенствуя себя, помните всегда слова Конфуция: ”Мне было пятнадцать лет, и я устремился к учению; стало тридцать — и я установился. В сорок я разрешил сомнения. В пятьдесят мне открылись законы неба. В шестьдесят, на склоне лет, я слышал лишь истину. И только в семьдесят я мог спокойно следовать велениям сердца, не боясь нарушить справедливость”». Хороший, умный старик, этот чжисянь. Благодарю его с истинным чувством.

Свирепая лошадка, предназначенная для меня, с трудом сдерживается под уздцы. Вернее, под уздцу, так как здесь полагается только одна повязь к удилам. Еду довольно сносно. Впереди идут груженые мулы, любопытно видеть эти балансирующие массы. Проезжая по прежней дороге, удивляюсь, как могли телеги проехать здесь три дня тому назад.

Солнце накаливает спину. Лошадь «сходит с ума» от укусов мух.

Доезжаем до Шаолиньсы, монастыря Молодого леса, расположенного на склоне горы. Этот старый монастырь основан первым китайским буддийским патриархом Бодидхармой, прибывшим в Китай в 520 г. н. э. По преданию, он сидел здесь, перед Центральным Священным пиком, в буддийской позе созерцателя, повернувшись лицом к каменной стене, и от столь долгого сидения на камне запечатлелось его изображение. Показывают камень. Гравюра смахивает на грубый шарж. Знаменитый пришелец из Индии изображен, как иностранец, в преувеличенно безобразном виде: горбоносый, кудрявый, с голой волосатой грудью и волосатыми босыми ногами.

Весь храм в великолепной живописи. Тысяча пятьсот архатов заполняют стены, двери. Хороши их сильные, типичные телодвижения.

Крайне любопытно изображение боксирующих и фехтующих монахов. Так как горная безлюдная местность приютила, кроме спасающихся от мирской суеты монахов, еще и толпы грабителей, устраивавших набеги на обитель, — монахи этих мест завели у себя особого рода тренировку, обязательную для всех и состоящую в усвоении приемов борьбы, обезоруживающих без убийства, строго воспрещаемого, как известно, буддийской религией.

Росписи стен иллюстрируют борьбу монахов с разбойниками: бонзы с пиками и саблями устремляются на врагов, которые бегут в паническом страхе. Наверху — видение бодисатвы с небесными воинами. На другой картине изображена осада древнего города Гулочэн. Монахи тут выступают в роли спасителей трона и государя.

11 августа. Ранехонько поднимаемся. В предрассветной тишине красив широкий двор с громадными деревьями, устланный плитами. Долго возимся с нагрузкой вещей. Когда трогаемся в путь, уже жарко. Переваливаем гору и едем в лабиринтах лесса. Это страшней всего: в ущелье нет движения воздуха, а в столбах лессовой пыли накаливает до боли беспощадное яркое солнце. Вероятно, не без влияния картин лесса, в сухие дни застилающего весь воздух красно-желтым туманом, в поэтико-философском китайском языке мир сует, жалкий мир людей именуется «красным прахом». Душно, голова болит, несмотря на защиту каски. Солдаты с зонтиками и веерами еле плетутся сзади. Смех один! Переход от Шаолиньсы до Яньшисяня занял у нас более шести часов. Усталые, голодные добираемся до парома.

Шаванн совершенно измучен и болен: уже три дня его изводит нарыв