Четвёртая четверть - Инна Тронина

Сколько времени минуло после того, как он убил Олимпиаду? Наверное, часа три. И она лежит там — в задранном халате, рассыпав по полу роскошные локоны. Совсем юная, свежая, как роза. Только губы у неё побледнели, когда он убегал…

Ребёнка унёс, чтобы тот не орал ночью, не привлекал внимание соседей. Хотел потом оставить его на вокзале, но побоялся, что кто-нибудь заметит, позовёт милиционера. Купил Андрейке кефир, плеснул туда пивка, насильно влил малышу в рот. Очень может быть, что Миколу уже ищут, передали кругом его приметы. Так не хватало, чтобы хлопец разорался в вагоне метро или уже в поезде!

Электрички постоянно патрулируются. Если Липку уже нашли, вокзалы перекроют. Соседи ведь его хорошо знают. Но пока всё спокойно. Несколько раз проходили омоновцы, даже с собакой, но на Миколу внимания не обратили. Видимо, раз в квартире тихо, соседи не беспокоятся. Миколе уже удалось добраться до Ленинградского вокзала, купить билет, сесть в поезд. Он не знал, куда и зачем едет. Просто хотелось поскорее унести ноги из столицы.

На вокзале плясал цыганский мальчишка, визгливо играла гармонь. От мальчишки пахло помойкой, кошками, куревом и водкой. Микола смотрел на его стоптанные чоботы, слушал простуженный голос. Андрюша наблюдал за бабкой-попрошайкой, которая стояла на коленях, пятой точкой кверху и мелко крестилась.

Также ребёнка интересовали огни фар, фонари, красноватые точки сигарет. Две цыганки подошли к Миколе и спросили что-то про ребёнка. Кажется, уговаривали его продать. Матвиенко испугался и кинулся наутёк, пока цыганки не остались далеко за спиной.

Выходит, сразу видно, что ребёнок совсем чужой ему, раз можно заводить такие разговоры. Не хватало ещё, чтобы Андрейка стал нищим, и его таскали по вагонам! По случаю Пасхи сегодня подавали особенно щедро — и в метро, и в электричке. Часто попрошайки были с детьми. На Миколу смотрели их тусклые, почти мёртвые глаза.

У каждого ребёнка было личико Андрейки. А у каждой женщины — Липкино лицо. Неподвижное, страдальчески искажённое, с кровавыми пузырями на губах… Микола мотал головой, скрипел зубами, но никак не мог подумать о чём-то другом. Он убил впервые в жизни, к тому же — коханочку, любушку…

Перед побегом из квартиры Микола переодел ребёнка в свежий памперс, и тот не ревел в метро. Они вошли под землю на «Арбатской». Мальчонка на вид был ухоженный, пухленький, сытый, глазастый. Во рту торчала соска с квадратом вместо колечка. Импортный комбинезон очень шёл этому славному амурчику. Это ещё додуматься надо — на него просить! Там дети должны быть грязные, во вшах, в чесотке и коросте. Чем страшнее выглядит дитя, тем скорее ему подадут.

Подойти бы к дежурной по станции и отдать ребёнка! Так ведь может тревогу поднять. А тут всегда мент неподалёку. Задержат, установят личность. А дальше ясно, что будет. Хоть и воскресенье, а в камеру окунут.

Знает ли Озирский, отец Андрейки, что Липки больше нет? Наверное, ещё не успел пронюхать. Он живёт в Тёплом Стане, и с Липкой перед этим поругался. Это она крикнула в ссоре, после первого удара ножом. Девчонка старалась защититься руками, отползала в угол кухни. Плакала, просила пощадить хотя бы Андрейку, который останется без матери…

Но Микола добил Липку ещё четырьмя неловкими, мучительными ударами. Он уже не мог остановиться, одуматься, сдержать себя. Скоро приедет Оксана, Липкина сестра и его первая любовь. Не спутайся она с чеченцами, может, всё вышло бы иначе. Но о чём теперь жалеть? Нужно выползать самому. А перед этим где-то оставить ребёнка, чтобы никто не заметил.

Нож он бросил рядом с телом, как киллер бросает пистолет. Но Микола лишил жизни Олимпиаду не за деньги, не расчётливо и хладнокровно. Он действовал в ослепляющем бешенстве, в гневе, и плакал при этом. Ведь Липка убивала его ежедневно, ежечасно. Постоянно напоминала о ничтожестве теперь уже закордонного гастарбайтера, который только и может, что быть вагоновожатым.

Олимпиада раньше обещала выйти за него замуж, прописать в Москве, то заявляла, что передумала, и никогда такой глупости не сделает. Лучше Чугунова предпочесть — он всё-таки москвич. Это если Озирский не бросит свою графиню. Но Микола, во всех случаях, ей не пара. А он-то ведь не прописаться хотел! Чихал на Москву, на роскошную столичную жизнь — всё равно его в приличное место не пустят работать. Микола уверял в этом Липку. Говорил, что дело только в ней, и другой жены ему не надо. А она заливисто смеялась в ответ, не веря и отмахиваясь Андрейкиными ползунками.

Вот уже ребёнок заснул, наглотавшись пива. Не такого будущего хотела Олимпиада для своего сына. Любила его без памяти. Не по-человечески, а по-звериному. Готова была на всё ради своего детеныша. Могла по трупам пойти, вогнать человека в петлю, сделать любые гадости. Ей всё время казалось, что Микола плохо относится к ребёнку. Неохотно встаёт к нему ночью, через силу стирает пелёнки, с отвращением варит кашки.

Матвиенко готов был на всё, лишь бы понравиться Липке. Если природа не одарила его выдающейся внешностью и красноречием, смелостью и талантами, то уж верным сердцем он богат. И сумеет доказать Олимпиаде, что лучше него она всё равно никого не найдёт.

Уставая, как цуцик, в кабине трамвая, он бегал в свободное время за продуктами. Варил обеды, мыл пол в огромной квартире на Пресне, драил сантехнику, просасывал ковры. Липка всё это воспринимала, как должное. Ну, конечно, спала с ним — куда денешься? Правда, бывало, пообещав Миколе любовную ночь, круто меняла решение. Выгоняла его в общагу, потому что звонил Чугунов. Тот всегда приезжал с букетом и с бутылкой, привозил игрушки Андрейке.

Бывало, что два парня встречались на Звенигородке. Теперь Миколе казалось, что Липка специально это устраивала. Ей хотелось посмотреть, как любовники будут выяснять отношения. Но Чугунов не применял свою богатырскую силу против тщедушного Миколы. Даже не оскорблял его, а просто приглашал за стол — третьим. А для Миколы это было хуже побоев, хуже смерти самой. Но даже тогда он не допустил бы и мысли о том, чтобы убить Олимпиаду. Всё произошло внезапно.

Матвиенко смотрел в тёмное стекло вагона электрички. Видел своё лицо с острым подбородком и пробивающимися усами. Шея тощая, жилистая. Чёлка свесилась на глаза, скулы выпирают, как у чахоточного. Мог бы и больше денег себе оставлять, питаться нормально. А ведь не помнил, когда досыта ел. Всё отсылал в Донбасс. Для того и на заработки в Москву поехал.

Думал, что потом станет солиднее, и Липка его полюбит, даже зауважает. Чугунова она не вышвыривает на улицу, когда захочет. Даже в голову ей это не приходит. А вот Микола выглядит школьником, и с ним церемониться нечего. И так никуда не денется — простит, приползёт.

В кошмарном сне не приснилось бы Липке, что Микола едет куда-то в ночном вагоне, с её Андрейкой на руках. Кроме того, тут ещё человек пять, и все протокольного вида. А её солнышко, сыночек, опоенный пивом, в грязных руках убийцы, в полной его власти. Захочет — кинет на рельсы, а то и цыганкам продаст. Может оставить умирать в лесу, или просто убьёт где-нибудь за станционными постройками. Кто ночью-то увидит?