Ведущая на свет - Вера Волховец

— Если вы не из Святой Стражи, что здесь ищете? — заинтересованно спрашивает он. — Вы ведь ищете, я не ошибаюсь?

Чутье у бесов слабее… Генри бы уже наверняка считал мое любопытство до самой последней нотки. Может быть, даже предположил, к чему оно. Этот чует только фон. И ему интересно. Демона вообще цепляют чужие эмоции, я в курсе, именно поэтому Дэймон меня и достает. Для них жизнь без чужих эмоций — как суп без соли и специй.

— Я ищу Дэймона Мэтьюса, знаете его?

Алан морщится — кажется, Дэймон является мигренью не только для обычных работников Чистилища, но и для собратьев-штрафников тоже.

— Конечно, знаю, мисс, — Алан кивает, выражением лица советуя мне никого не искать, — только Дэймона тут нет.

Это еще что за новости?

— Он не явился к сбору на сушку? — тревожно интересуюсь я. Неужели я все-таки ошиблась? Неужели он был близок к срыву и даже решил сбежать? Он что, совсем дурак, и мне показалось, что он только им прикидывается, да?

— Да нет, мисс, он явился, — Алан мотает головой, останавливая мои утопичные мысли, — только он никогда не ходит с нами. Он же почти инкуб, эти считают нас за пыль.

— А где же тогда он ходит? — удивленно переспрашиваю я.

Алан кивает в сторону пограничной линии.

Линия широкая — с полметра земли в ширину, и вся во всю свою немалую длину засажена лавандой. В смертном Лондоне верили, что лаванда отпугивает демонов. В Лимбе — все знают, что так оно и есть. Не отпугивать — успокаивать, ослаблять, даже усыплять, если выращена она на земле, к которой прикасался Артур Пейтон. Нужно ли говорить, что он тут прикасался? Интересно, рукой или ногой? Скорей всего прошелся босыми стопами по длинной дорожке до горизонта, но вредное воображение рисует его идущим на руках. Ну, или на четвереньках…

— Дэймон там? — удивленно переспрашиваю я. Но ведь демоны же не могут пройти через лавандовую границу. Он перепрыгнул? Так ведь граница не в травах, граница — энергетическая, напитана магией Орудий, она попросту не пропустит никого, кто хочет навредить заключенным на поле демонам.

И что там забыл мой ехидна-напарник?

На Дэймона я наткнулась примерно через час. И то, наверное, не сведи у меня край крыла — я бы так и петляла в небе, пытаясь углядеть среди стоящих на поле распятий движущуюся точку, попутно чертыхаясь, потому что — ну, с чего я вообще взяла, что смогу его найти? Демона-то? Того самого, который и движется быстрее меня, и легко может затаиться.

Но вот я его нашла…

Только и нужно было — чуть-чуть снизиться, чтобы, если, не дай бог, несчастное крыло снова рассеется, падать пришлось с не очень большой высоты. Я снижаюсь, и взгляд буквально впивается в подвижный, поблескивающий гладкими волосами затылок, обладатель которого крутится вокруг кого-то из плененных демонов.

Что он там делает?

То, что это Дэймон, у меня не возникает ни малейшего сомнения. Отчасти из-за знания свода инструкций Святой Стражи, ни один из сотрудников которой ни в жизнь не опустится на землю, если на запястье не запылает сигнальный знак, свидетельствующий о том, что где-то неподалеку был освобожден от оков демон. Отчасти от того, что я узнала этот затылок с гладкими, заделанными в тот же неизменный ершистый хвостик, волосами.

Я приземляюсь не сразу за Дэймоном, а в десятке шагов от него, чтобы поподробней рассмотреть, чем это он занимается, прежде чем придется прикладывать его экзорцизмом за то непотребство, которое бесстыжий полубес творит с распятым. Точнее, с распятой…

Когда я рассматриваю собственно «непотребство», мои ладони, уже сложившиеся у груди для того, чтобы начать вычитку Увещевания, опускаются. Увещевать тут не о чем. И удивляться, что граница пропустила демона на землю распятых, тоже не стоит.

У него и вправду не было никаких дурных намерений. А вот хорошие…

Боже, честно, я сама не верю в то, что вижу. Потому даже дыхание задерживаю, чтобы не спугнуть это удивительное видение.

Дэймон осторожно, ласково, почти нежно обтирает лицо и шею распятой на кресте суккубы куском белой ткани, в котором, если приглядеться — можно различить клок простыни.

В движениях демона просматривается такая отчетливая бережность, что я аж замираю, глядя на него, потому что… Нет, не такой Дэймон вчера откровенно провоцировал Джо. Не такой Дэймон изводил меня целую смену к ряду. И уж точно не такого я отчитывала экзорцизмом.

"Даже не думал, что у нас столько общего, Агата", — как-то само по себе всплывает в памяти. Тот самый краткий миг, когда Дэймон на секунду спустил свой панцирь.

На земле у его ног валяется сумка. Обычная рабочая сумка, в такой таскают пайки и стеклянные шары сборщики душ. Забавно. Почему-то я не сомневаюсь, что паек там действительно есть. Ну, или был… Я думала — он добывал его для себя.

Странное дело — то, что он меня не чует. Вообще не замечает, даже когда от десятка шагов остается только пара. Может, у демонов на Поле нюх отбивается?

Когда я неловко покашливаю, Дэймон подскакивает аж на метр — и умудряется при этом выпустить когти. Даже его лицо высыхает и удлинняется, но так и замирает на стадии частичной трансформации, когда он все-таки видит меня.

— Ты! — судя по тону — после этого местоимения Дэймон чудом не прибавил несколько ругательных междометий. — Ты! Что ты тут забыла, святоша?

— А ты? — ласково уточняю я, любуясь выражением его лица.

Как-то раз я поймала Ханни, которая уже тащила из моей конфетной заначки единственную шоколадную плитку. Вот у неё тогда тоже в глазах отражался весь ужас и страх от нарисовавшихся перед глазами пыток и кар.

— Только не ври, — добавляю я, замечая, как паника на лице Дэймона начинает сползать, превращаясь в маску. — А не то я сдам Джо, зачем тебе так часто нужна Сушка. Чаще чем прочим, так ведь?

Дэймон все-таки берет себя в руки, нацепляя на лицо все то же выражение ехидной самоуверенности.

Да, дружок, я уже поняла, что прикидываться ты — настоящий мастер, а «наглость — второе счастье» — наверняка фамильный девиз всего семейства Мэтьюсов.

— Ты не откроешь рот, — хладнокровно парирует Дэймон, скрещивая руки на груди, — потому что если откроешь, я ведь тоже могу.

— Ну, точно, — я слегка улыбаюсь, — и как я об этом забыла…

Мой задумчивый тон явно сбивает Дэймона с толку. И молчание — тоже.

Я обхожу распятие кругом, задеваю взглядом табличку с именем суккубы.

Анна Фриман. Ну вот. А я-то готовилась к чему-нибудь такому же библейскому, как и имя моего язвительного напарника. Как демонично бы звучало: Дэймон и Эва. А тут…

Хотя ладно, Дэймон и Анна — тоже вполне ничего.

— А ведь на Поле она недавно, — задумчиво замечаю я, касаясь пальцем даты вступления приговора в силу. Восемь месяцев.