Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга - Уилл Сторр

расизма». По данным центра изучения общественного мнения YouGov, значительно более низкий уровень поддержки других позиций связан с прогрессивным активизмом: 12 % верят в то, что справедливо наказывать взрослых людей за противоречивые взгляды, высказанные ими онлайн в подростковом возрасте, 10 % не нравится, когда неяпонцы носят кимоно, и только 5 % считают, что следующим управляющим Банка Англии должна стать женщина (3 % считают, что это должен быть мужчина, 87 % – что пол не имеет значения).

Конечно, прогрессивные активисты заняты не только получением преувеличенного статуса за счет моббинга[51]. При их несравненном уровне благосостояния и образования они могут также внедрять своих элитных представителей во многие самые влиятельные игры общества. Важно отметить, что было бы крайне несправедливо утверждать, что все прогрессивные активисты одобряют моббинг. В том-то и дело. Те, кто собирается в неуправляемые враждебные толпы, – меньшинство из меньшинства. И все же слишком часто их громкий властный голос в социальных сетях в наших демократических условиях становится решающим. Как и ИГИЛ, они добиваются несоразмерного статуса, сея страх. Их сплетни, обвинения, безжалостная ярость помогают плести иллюзию консенсуса, пробуждают наш древний страх перед кузенами и загоняют нас силой в социальную клетку.

Так побеждает толпа.

20. Жертвы, воины, ведьмы

Когда игра начинает войну, она становится жестче. Она укрепляет свою власть над отдельными игроками, которые сплачиваются все сильнее, чтобы служить ей. Иллюзии игры становятся более дикими и мрачными. Ее герои кажутся еще более героическими, злодеи – еще более злобными, а нравственные уроки – еще безупречнее. Игроков, воспроизводящих своими словами нарративы игры, награждают статусом. В основном это рассказы с позиции жертвы, в которых враги предстают могущественными, бессердечными и опасными. Когда в реальности мало нужных примеров, игроки могут их просто выдумать. В 2013 году в Вайомингском университете на анонимной фейсбук-странице, где студентам предлагалось писать о своих «крашах», появился пост об известной феминистке, удостоенной нескольких наград за свой блог: «Мечтаю жестко трахнуть Мег Ланкер-Саймонс. Эта телка лезет везде со своими либеральными мнениями, и ей плевать, интересно ли это кому-нибудь. Это возбуждает и бесит одновременно. Одна ночь со мной, и она превратится в порядочную республиканскую сучку». Ланкер-Саймонс ответила, что это «отвратительный мизогинный пост, но, очевидно, администраторы страницы считают такое допустимым выражением чувств». За этим последовала студенческая демонстрация против «культуры изнасилования», на которой выступила Ланкер-Саймонс. Проведя расследование, полиция пришла к выводу, что фем-активистка сама написала тот пост.

И это не единичный случай. Список печально известных мистификаций последних лет можно начать с дела американского актера Джусси Смоллетта. Согласно обвинениям полиции, он сымитировал расистское и гомофобное нападение на себя, совершенное якобы сторонниками Трампа, так как хотел «придать импульс карьере». Также стоит упомянуть кампанию, развернувшуюся в связи с граффити оскорбительного содержания, появившимся на стене колледжа Вассар: «Эй, трансы! Знайте свое место!» Как выяснилось, это написали два студента, одна из которых, Дженезис Эрнандес, была активисткой движения трансгендерных людей и участницей университетской группы реагирования на предвзятое отношение. Психолог профессор Керри Данн, о которой Los Angeles Times писала как о «героине многих студентов <…> потому что она подняла голос в защиту униженных», после лекции о хейтспиче обнаружила, что ее машина разбита, поцарапана и испещрена граффити «жидовская шлюха», «ниггерская подстилка», «сука», «заткнись» и наполовину законченной свастикой. Но впоследствии выяснилось, что машину разукрасила сама Керри. Подобные события происходят не только на левом фланге. В 2008 году волонтерка республиканской избирательной кампании Эшли Тодд заявила о нападении: ее якобы сбил с ног афроамериканец и нацарапал у нее на лице букву «Б» в знак поддержки Барака Обамы. Сообщение оказалось ложью. Аналогичным образом в 2007 году студент Принстона Франсиско Нава сделал ложное заявление о том, что ему угрожали, а затем избили до потери сознания за членство в консервативном студенческом обществе Энском.

Все эти мистификаторы пытались подкрепить упрощенные нравоучительные истории о мире, убеждая себя в том, что их притязания на статус верны. Они выступали на телевидении, писали в газетах, читали лекции, возглавляли демонстрации в кампусах. В военное время мы особо чтим своих павших. Их истории – рассказы о страданиях, храбрости и выживании: их жертвенность оборачивается героизмом. Они позволяют товарищам по игре тоже почувствовать себя героями, объединившись в благородном сопротивлении монстрам.

В таком объединении часто находятся несколько человек, которым хватает мужества и амбиций пойти дальше других и вступить в открытый конфликт с врагом. Эти воины обычно жаждут статуса больше других игроков. Анализ воинственного поведения в досовременных обществах выявил прямую зависимость между напряженностью конфликта и статусом, который предлагают игрокам. «Воины мотивированы участвовать в боевых действиях из-за возможности получения наград», – пишут авторы исследования. К таким наградам относятся «повышенный статус, почетные звания и титулы, знаки особого отличия». Воины чаще бывают коллективными нарциссами: они верят, что их игра очевидно превосходит все прочие и автоматически заслуживает почтения. В исследовании высказано предположение, что простое удовлетворение и гордость за свою группу, если они переживаются спокойно, без пафоса, необязательно ведут к негативным последствиям и могут даже развивать терпимость. Все меняется, когда в дело вступает нарциссическая иллюзия – убежденность игроков в том, что их игра особенная и заслуживает, чтобы к ней относились соответственно. Согласно выводам исследования, «коллективные нарциссы, озабоченные превосходством своей группы и его подтверждением окружающими, могут быть особенно чувствительны к признакам недостаточного признания группы, преувеличивать их и переживать их как оскорбление». Коллективный нарциссизм считают «специфическим и уникальным, системным предвестником гиперчувствительности к оскорблению группы и склонности к неадекватной враждебной реакции».

Воины также склонны безоговорочно идентифицировать себя с игрой, верить в нее целиком и полностью, инвестировать в нее больше личного статуса. «Когда групповой статус находится под угрозой, члены группы, сильно идентифицирующие себя с ней, борются за поддержание статуса», – считает политический психолог, доктор Лилиана Мейсон. Именно идентификация себя с игрой «заставляет члена группы предпринять действия по поддержанию ее положительного статуса». В ходе одного эксперимента испытуемым демонстрировали фильм «Рокки-4», причем некоторые из них смотрели перемонтированную версию, где американский герой проигрывает русскому боксеру Ивану Драго. Зрители, сильнее прочих идентифицировавшие себя как американцы, страдали от «тяжелых ударов» по чувству статуса и «чувствовали себя очень плохо, увидев, что Рокки проиграл». Затем психологи дали участникам возможность озвучить враждебные мнения о соперниках – русских. Те, кто позволил себе «оскорбительные оценки» врагов, почувствовали, как восстанавливается их уязвленная гордость.

Воины – тесно, вплоть до группового нарциссизма идентифицирующие себя с игрой, – могут опьянеть от статуса, заработанного на войне, и в дальнейшем искать битвы повсюду. Они защищаются и нападают,