Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд

– Разве только разочек… – Он уткнулся мне в шею. – Вот с тобой я всегда о сексе мечтаю, если еще не догадалась.

После обеда вернулись Марджит с Гленном; я знала, что они Ноа не родители, но мне хотелось произвести на них впечатление. На вид им было около шестидесяти; Марджит оказалась миниатюрной брюнеткой, а Гленн – высоким. Я почему-то представляла их в униформе, как у слуг в британских исторических драмах. На самом деле они пришли в шортах и футболках, а когда Ноа представил меня на кухне, они дружелюбно меня поприветствовали. Ноа сказал Марджит, что мы не съели лосося накануне вечером, поэтому он остается на ужин.

– Хочешь, Гленн пропылесосит твою машину? – невзначай спросил Ноа.

– М-м-м… Нет, спасибо.

– Если передумаешь, просто дай ему ключи.

Потом мы плескались в бассейне и целовались на мелководье, прижавшись друг к другу. Видела ли нас Марджит? По моему смутному подозрению, она в это время работала на кухне. Или она видела такое много раз?

– Тебя надо побольше целовать в бассейне. Я слышал, Мартин Бирш в этом деле не преуспел.

– Вот уж спасибо!

Мы устроились на надувных матрасах, и я чуть не задремала, глядя на ясное голубое небо Топанги и зеленые холмы вокруг. Разумеется, я смущалась своей фигуры в купальнике, однако не так сильно, как ожидала. Во-первых, Ноа не раз меня видел голой, а во-вторых, если верить воодушевляющим словам Вив, я оставалась здесь всего на три дня, до полудня четверга – ну и к чему беспокоиться о бедрах или животе?

После Ноа показал мне звукозаписывающую студию: комнату, где звук гулко отражался от стен, с еще одним роялем и ударной установкой, а также дюжиной гитар различных форм и размеров, стоящих на подставках; комнату для сведе́ния с огромным микшерным пультом, похожим на тот, что стоит в «НС»; и звуконепроницаемая кабина с запененными стенами и микрофоном. Ноа взял акустическую гитару, настроил ее, а затем, глядя на меня, начал играть песню «The Beatles», в которой я вскоре узнала «Revolution»[22]. Он продолжал играть, не отвлекаясь от разговора со мной, и в животе у меня словно поднялась морская волна.

– Странно, что мы это никогда не обсуждали… Ты на чем-нибудь играешь?

– Если бы!

Ноа принялся наигрывать другую песню.

– Знаешь эту?

– «Sultans of Swing»?[23] – спросила я после небольших раздумий.

Он кивнул, закрыл глаза и запел. Я вспомнила, как смущалась, наблюдая за его репетицией на «НС»; пожалуй, в каком-то смысле она предсказывала будущее, но я тогда не понимала… Я испытывала не стыд, а восхищение. А стыд был всего лишь попыткой защититься.

– Последняя.

Ноа начал петь «Ain’t No Sunshine»[24] – название раскрывалось в первой же строчке – и снова закрыл глаза. Он пел вдохновенно, во весь голос, и я задумалась: должно быть, влюбленный в талантливого человека в каком-то смысле обречен на одиночество, ведь талант принадлежит только одному, а не вам обоим. Господи, да я уже влюблена в Ноа? Я только вчера приехала! Любопытно, подумала я, а из-за моего таланта возможно почувствовать себя так же? Мой талант сравним с талантом Ноа? Да, я хорошо знала свое дело, однако никто не хотел молча стоять и любоваться мной. Сценаристы способны произвести впечатление, но музыканты – в них таится волшебство.

Ноа как ни в чем не бывало отложил гитару и взял меня за руку. Мы вернулись в большой дом и сели за ужин, приготовленный Марджит; она зашла проверить, не нужно ли нам что-нибудь, а затем вернулась убрать тарелки. (Стоило ли осуждать Ноа за то, что шестидесятилетняя пара вот так на него работала? Или это нормально? Мне ли было решать?)

В спальне Ноа мы начали смотреть фантастику об астронавтах, но на середине отвлеклись; фильм так и продолжался, пока Ноа снимал с меня джинсы и белье, целовал внутреннюю сторону бедер, и я, закрыв глаза, мысленно разрывалась между необыкновенным наслаждением от его губ и фразами героев вроде: «Командир и не знает, что электромагнитные волны повредили спутник!»

На следующее утро я перебралась из кровати Ноа в кровать в гостевой комнате (сделав долгий и, надеюсь, незаметный перерыв на туалет) не в пятнадцать минут пятого, а в пять двадцать семь – можно сказать, прогресс. А на следующее двинулась в путь без пяти шесть. А на четвертое проснулась в шесть десять, пошла в гостевую ванную, затем вернулась к Ноа в постель, и он сонно прижал меня к себе.

В тот день я собиралась уехать. Теперь, лежа в кровати в объятиях Ноа, я отмела этот план, как совершенно нелепый.

Со временем установился распорядок дня: невероятно вкусные и полезные блюда Марджит, съеденные на улице; через день – занятия Ноа с тренером, пока на мою долю выпадал поистине сизифов труд депиляции, только вместо камня у меня была бритва и пинцет; ответы на электронные письма или, в случае Ноа, на телефонные звонки после обеда; вечером – поездки по различным тропам и походы, иногда купание на обратном пути; фильмы перед сном; и неизменные перерывы на секс – иногда веселый и беззаботный, почти шутливый, а иногда страстный и серьезный, будто мы те астронавты из фантастического фильма, которые благополучно вернулись из миссии и наконец сняли скафандры.

В это время я вспомнила о «Словах» и убедила Ноа закончить игру; моей любимой фразочкой стала: «Разумеется! Калифорния – самый несомненный и пикантный пупок, на котором я танцевала кадриль!» Однажды днем я читала у бассейна, пока Ноа разговаривал по телефону со своим менеджером о прямой трансляции концерта, намеченного на сентябрь в зале без публики. Разговор продолжался долго, и меня вдруг кольнула легкая, однако настойчивая тоска. Оказывается, я скучала по нему!

На девятый день, когда мы лежали голыми в постели Ноа в одиннадцать сорок утра, Ноа постучал пальцем по татуировке хомяка.

– Лучшая татуировка на свете.

Я лежала на спине, а он – боком, лицом ко мне.

– Прекрасно выражает мой бунтарский дух, верно?

Я коснулась его левого предплечья с внутренней стороны, где чернели ноты на нотном стане. Теперь я знала то, чего не знала в тот день, когда близость Ноа и вид его обнаженного тела меня так терзали: ноты «Blackbird» он набил после выхода первого альбома, ворону – после смерти Кристофера, а кельтский узор – после первого года трезвости.

– Как думаешь, с боди-артом покончено?

– Скорее всего. А у тебя?

– Скорее всего, тоже, разве только привяжусь к какой-нибудь морской свинке или еноту.

Ноа рассмеялся.

– У меня к тебе вопрос. Помнишь, как я спросила в письме, хотел ли ты меня соблазнить на «НС»? Ты сказал «нет», и я подумала, что ты мною не заинтересовался.

Ноа покачал головой.

– Так и