Под небом Индии - Ренита Де Сильва

Прия ждала, когда к ней придет осознание, однако этот миг все никак не наступал. Слова Джейкоба стояли комком у нее в горле.

Ее муж выглядел смущенным.

– Твой нервный срыв… Он не прошел для меня бесследно, Прия. Я должен был быть сильным ради тебя, и я… Я понял, как это изматывает.

Ей хотелось стереть свой макияж и сбросить платье – вместе с той женщиной, которую она изо всех сил старалась изображать, с той невозмутимой, неукротимой Прией, в которую влюбился Джейкоб. Хотелось вопить, вцепившись в него. Хотелось умолять Джейкоба: «Прошу тебя! Ты – мой якорь. Я больше не могу представить себя без тебя. Не бросай меня!»

– Я не мог оставить тебя, когда тебе было так плохо. Не мог оставить тебя, когда ты переживала тяжелый период. Но теперь, когда ты пришла в норму…

Прия посмотрела на него. Увидев в его глазах слезы, она опустила взгляд и уставилась в стол, который они вместе купили в антикварной лавке, расположенной на их улице. Должно быть, этот стол не раз становился свидетелем подобных драм, свидетелем рождения и крушения любви, свидетелем краха надежд, попыток что-то исправить и их окончательной гибели.

– Ты говоришь, что был рядом со мной, уговаривал меня не сдаваться лишь для того, чтобы уйти, когда мне станет лучше? – спросила Прия, не поднимая глаз.

Чувство, что ее предали, было таким острым и едким, что ей хотелось с шумом втянуть в себя воздух. Она заметила на столешнице скол. Это они с Джейкобом уронили на нее что-то тяжелое и острое? Или же он уже был там – изъян, придававший столу характер, шрам, оставленный одной из семей, владевших им ранее? Нет, если бы это было так, Прия заметила бы скол раньше. Когда они привезли этот стол домой, она с любовью полировала его пчелиным воском, пока он не засиял как новый.

– Нет! – ответил Джейкоб.

Прия потрогала скол. Этого уже никак не исправить. Кто это сделал, она или Джейкоб?

– Прия, прошу, ты должна мне поверить!

Голос Джейкоба звучал очень настойчиво.

Наконец Прия вспомнила. Это произошло, когда она потеряла последнего ребенка. «Все в порядке…» – сказал ей тогда Джейкоб с мукой в голосе. В ответ Прия, не выдержав переполнявших ее гнева, боли и печали, схватила огромную жестяную банку с мякотью манго и швырнула ею в мужа. Джейкоб – слава небесам – увернулся, и банка с грохотом врезалась в стол. Стало ли это началом конца их брака? Или это произошло раньше, когда у нее случился срыв из-за потери первого ребенка?

– Я… – сокрушенно произнес Джейкоб. – Она… она беременна.

Должно быть, Прия ослышалась. Это не могло быть правдой.

Он ведь не поступил бы с ней так, верно? Джейкоб знал, сколько он для нее значит и какую боль это ей причинит. Он единственный знал об этом.

– Прости, Прия. Я…

Она напомнила себе о том, что должна дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Прия сидела, изо всех сил стараясь держать спину прямо и сохранять на лице маску спокойствия, зная, что если двинется хотя бы на дюйм, то разрыдается.

– Прия?

Где-то в глубинах своего разбитого естества она отыскала свой голос. Ее собственные слова резали ей горло, будто нож, однако Прия все же сумела произнести:

– Уходи.

– Прия…

Она опустила голову на руки. Ее палец касался скола на столешнице.

Этого уже не исправить.

Сита

Барабаны. 1930 год

В голове у Ситы настойчиво били барабаны. Она схватилась руками за голову, пытаясь отогнать от себя этот звук, однако он не прекращался.

Сдавшись, девушка открыла глаза. Она лежала в объятиях мужчины. Потных и соленых, сильных и нежных. Он тихо похрапывал. Солнце пробивалось сквозь щель между причудливыми парчовыми занавесками, заливая своим светом лепестки роз и разбросанные по роскошному ковру с изысканным орнаментом венки из жасмина и календулы. Венками был украшен и балдахин кровати, и вся огромная комната с массивной роскошной мебелью.

Кто-то стучал в дверь.

Тук. Тук. Тук. Этот звук отдавался в черепе у Ситы.

Ей хотелось снова заснуть в объятиях мужа. Посмотрев на него и вспомнив прошедшую ночь, она слегка покраснела.

Это ли имела в виду ее мать, говоря о том, что она должна быть почтительна к своему мужу?

Можно ли представить себе более приятную обязанность, ма?

Стук в дверь не прекращался.

Разве слуги не должны были дать им поспать? Особенно учитывая то, что у Ситы и Джайдипа первая брачная ночь. Почему они колотят в дверь? Как они смеют?

И тогда к солнечному чувству сытой удовлетворенности начала примешиваться леденящая паника…

А что, если что-то случилось?

В голове у девушки уже в который раз зазвучал голос айи: «Во время церемонии твоего наречения жрец объявил, что каждое удачное событие в твоей жизни будет иметь свою цену».

Муж по-прежнему мирно спал рядом с ней. Он недовольно заворчал, когда Сита осторожно освободила руку, и, перевернувшись на другой бок, вновь забылся глубоким сном.

Войдя в примыкавшую к спальне ванную, Сита побрызгала водой себе в лицо. Она вспомнила, как выглядело озеро прошлой ночью, и подумала, что хорошо было бы взглянуть на него при дневном свете.

Но сперва… сперва ей предстояло узнать, что это за срочность, не позволявшая подождать еще часок.

У входа в спальню с мрачным видом стояли трое слуг. Один из них уже поднял руку, чтобы вновь постучать.

Муж Ситы пошевелился на кровати.

Выйдя из комнаты, девушка закрыла за собой дверь, чтобы они не мешали ему спать.

– Что случилось? – резко спросила Сита.

– Простите, – сказал старший из слуг, – но мы только что получили весть из дворца…

Слуга замолчал, и его лицо стало еще печальнее, если это вообще было возможно.

– Из дворца?

Какое-то время ее еще не до конца пробудившийся разум не мог понять, о чем идет речь. Они ведь и так были во дворце, разве нет?

Но затем слуга снова заговорил и Сита все поняла.

– Королева прислала весть с одним из слуг. Лодка прибыла полчаса назад.

Должно быть, слуга, о котором шла речь, ехал всю ночь. Что могло быть настолько важным, чтобы…

Сердце Ситы сжалось от страха.

– Вчера вечером король слег в постель, – продолжал слуга. – Он мертв. Вам нужно немедленно отправляться во дворец.

Сита прислонилась головой к двери, за которой в блаженном неведении спал ее муж. Она подумала о короле, которого видела лишь мельком. Толстяк с добрыми глазами – такими же, как у его старшего сына. Последние несколько дней король выглядел очень усталым.