Нарты. Эпос осетинского народа - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

в преисподню скакуна направил.

Он на коне объехал царство мертвых,

Увидел там супругов распростертых

В изнеможенье на воловьей шкуре,

На ней они лежали, брови хмуря.

Хоть шкура и громадная была,

Казалось, что для них она мала.

Они глядели друг на друга хмуро,

Не зная, как же разделить им шкуру.

На шкурке зайца, в двух шагах от них,

Заметил путник пару молодых.

Короткой шкуркой укрываясь нежно,

Покоились супруги безмятежно.

Он едет дальше. Вот, едва живая,

Прорехи гор вдовица зашивает,

Пот градом катится с ее чела.

Сверкает мрачно толстая игла.

Вот — женщина, и жернова над ней.

Но не муку, а пыль лишь от камней

Выбрасывает мельница большая.

Встает картина перед ним другая:

Старушка надоила молока,

Полна им бочка, хоть и высока.

Но сыр, как ни трудилася она,

Не превышал ячменного зерна.

Другая ж в ложку с птичий ноготок

Чуть надоила молока, глоток,

Но сыр ее — и сочный, и большой,

Пред ней он белой высится горой.

Он дальше едет. Вот под бугорком

Сидят супруги за большим столом,

Что яствами уставлен дорогими.

И не пустеет пышный стол пред ними.

Он едет дальше, видит старика,

Что носит кучи щебня и песка.

В мешке дырявом днем и ночью носит,

Но снисхожденья у судьбы не просит.

Нарт едет дальше. На траве зеленой

Вол отдыхает, солнцем озаренный.

Жует он рьяно чей-то ус седой,

Не соблазняясь сочною травой.

Созырко, онемев от изумленья,

Путь продолжает в прежнем направленье.

Вот остров, словно пост сторожевой,

Как лезвие, там мост волосяной.

На острове, что перед ним возник,

В яичной скорлупе живет старик.

Вот кто-то бороды седые бреет

Каких-то старцев, брить их не умея

У жертв своих не может сбрить никак,

При всем старанье, даже волоска.

А дальше сука старая лежит

И чей-то вход безмолвно сторожит,

И слышен лай двенадцати щенят,

Что из утробы вырваться хотят.

Вот видит он: бегут чувяк и арчи.

Созыр подумал: «Что же это значит?

Как в состязанье нартов огнеоких.

Для бегунов кто установит сроки?»

Чувяк был впереди, и вот, казалось,

Ему уже победа улыбалась,

Но арчи обогнал его внезапно,

Сноровкою напоминая нарта.

Созырко дальше едет по дороге.

Вот средь равнины стол стоит треногий,

Стол ломится от яств, напитков редких,

А за столом он видит славных предков.

Он созерцает вид обычный кувда.

Но вдруг он вздрагивает: «Что за чудо?

Лежат на блюде среди сочных лакомств

Зажаренные кошка и собака».

Всем виденным ошеломлен был нарт.

И вот спросил Созырко их, как брат:

«О предки нартов, расскажите мне,

Откуда столько бед у вас в стране?

Я на коне объехал царство мертвых,

Увидел и супругов распростертых

В изнеможенье на воловьей шкуре

На ней они лежали, брови хмуря.

Хоть шкура та громадная была,

Казалось, что для них она мала.

Они глядели друг на друга хмуро,

Не зная, как же поделить им шкуру».

Созыру предки дружно отвечали:

«Был потому их облик так печален

И потому судьба их так плачевна,

Что ссорились супруги ежедневно».

«На шкурке зайца в двух шагах от них

Супругов наблюдал я и других.

Короткой шкуркой укрываясь нежно,

Они лежали дружно, безмятежно».

«А это пара любящих была,

Которая смогла прожить без зла.

Они любили жизнь и в дни печали

Друг друга никогда не покидали».

«Потом я видел, как, едва живая,

Прорехи гор вдовица зашивает.

Катился пот, как град, с ее чела,

Сверкала мрачно толстая игла».

«А это, друг, была одна блудница.

Беда, коль и во сне она приснится!

Дружку белье строчила строчкой мелкой,

А мужу крупной — вот ее проделки».

«По царству мертвых дальше проезжая,

Я видел сам, как женщина другая

Лежала молча; жернова — над ней.

Но не муку, а пыль лишь от камней

Выбрасывала мельница большая».

«А это вот что, милый, означает:

Всю жизнь свою она была воровкой,

Муку чужую воровала ловко.

Вот здесь и платит долг она примерно

И на груди тяжелый держит жернов».

«Поехал дальше и увидел я

Корову и старуху у ручья.

В огромную она доила бочку,

И молоко лилось по ободочкам.

Но сыр, как ни трудилася она,

Не превышал ячменного зерна».

«А это, друг, хозяюшка скупая,

Она для ближних, как собака злая.

Она имела больше ста коров,

Но был всегда ответ ее готов,

Когда попросит молока сосед:

«Ни капли молока сегодня нет»,

То: «Не доила нынче я корову»,

То: «Скисло молоко, к несчастью, снова»».

«Другая ж в ложку с птичий ноготок

Чуть надоила молока, глоток.

Но сыр ее — и сочный, и большой,

Пред ней он белой высится горой».

«А эта — щедрая хозяйка крова.

Она владела лишь одной коровой,

Но просьбе обездоленных людей

Вовек отказа не было у ней».

«В пути увидел я под бугорком

Супругов за обеденным столом,

Что яствами уставлен дорогими.

И не пустел обильный стол пред ними.

Лишь выпит ронг, как пенится опять».

«О них мы тоже можем рассказать, —

Супруги эти часто пировали,

Но без гостей к еде не приступали».

«Я на пути заметил старика.

Носил он кучи щебня и песка

В дырявом таске, выбившись из сил,

Но у судьбы пощады не просил.

Вздыхал он только, будто от забот.

С его лица катился градом пот».

«А этот отнимал у бедных землю,

Ни разуму, ни совести не внемля,

Жил краденым, хотел он всем владеть

И все ж никак не мог разбогатеть».

«Я видел остров — пост сторожевой,