Приют гнева и снов - Карен Коулс

делаю неопределенный жест. – То, что произошло. Это слишком мрачно. Я не хочу вспоминать.

Вот. Наконец-то я это сказала.

Теперь они оставят меня и я смогу вернуться к своей привычной жизни – к привычному безумию, знакомому, удобному безумию.

Диамант бросает взгляд на Такер.

– Что вы думаете, миссис Такер?

– О! – Ее лицо вспыхивает. – Я… э-э… – Ее глаза перебегают с меня на Диаманта и обратно. – Если судить по реакции Мод, – она сглатывает, откашливается, – то можно предположить, что в прошлом кроется какое-то переживание, которое нам еще предстоит выяснить, так?

Диамант кивает.

– Именно.

– Нет. – Сердце гулко стучит. – Нет, там ничего нет, ничего там не скрыто. Ничего.

– Конечно, нам запрещено прибегать к гипнозу, – бормочет он, постукивая ручкой по блокноту. – Есть один вариант, но там довольно холодно, вот в чем загвоздка – недостаточно комфортно из-за холода. – Он смотрит в пространство. – Нам понадобятся одеяла и прочее, а еще смотритель. – Он улыбается Такер. – Вы бы согласились, миссис Такер?

– Да, доктор.

Наконец он смотрит на меня.

– Если вы скажете кому-нибудь, Мод, я потеряю место.

– Скажу – что?

Он понижает голос.

– Что мы продолжим наши сеансы в тайне.

– Кому я скажу? – удивляюсь я. – Все равно никто не верит ни единому моему слову.

– Мы верим, – возражает Диамант. – Мы верим каждому вашему слову.

Я перевожу взгляд на окно – к яркому небу и темным, сизым тучам, собирающимся на горизонте. Эти тучи пришли за мной. Они надвигаются, и их не остановить.

Такер приходит после обеда на следующий день, в то время, когда лечебница погружается в сонное оцепенение.

Она ведет меня вниз по лестнице, прижимая палец к губам, когда мы проходим мимо палаты сумасшедших. На этот раз мы идем не в кабинет Диаманта, а спускаемся еще на один лестничный пролет, в подземелье – в подвал. Уомак заключил меня именно сюда. Здесь все еще пахнет капустой. Я делаю шаг назад.

– Не волнуйся, – говорит Такер. – Никто не причинит тебе вреда.

Она берет меня за руку не так сильно, чтобы сделать мне больно, но достаточно крепко, чтобы я поняла – она не собирается ее отпускать.

Мы идем по коридору со множеством дверей. Некоторые из них открыты. Когда мы проходим с лампой, ее свет выхватывает из тьмы стопки картонных коробок. Двери подальше закрыты. Эти двери – другие, с зарешеченными окошками и огромными тяжелыми засовами.

Запах капусты здесь сильнее. Я почти чувствую его.

Останавливаюсь.

– Я хочу вернуться.

– Ничего плохого не случится. Даю вам слово.

Интересно, чего стоит ее слово?

– Мы на месте.

В двери перед нами нет окна. Зато есть засовы, три штуки, из прочного металла, густо замазанные белой краской. Местами она стерта, где-то сколота или пошла пузырями со сбитыми макушками и острыми краями, как ракушки.

Она стучит в дверь. Она открывается, и мой пульс замедляется. Такер не солгала. За дверью меня не ждет Уомак или капустная жижа. Там только Диамант, он стоит, улыбаясь, посреди маленькой сырой комнаты. Теплый свет лампы создает ощущение уюта, хотя его здесь и быть не может. Наше дыхание образует облачка пара, они рассеиваются и уносятся к потолку. Как дым от сигареты, который вырывается из безупречных губ…

Голос Диаманта заставляет меня подскочить.

– Не лучшее место для сеанса. – Он переводит взгляд на миссис Такер. – Какие-то проблемы?

– Нет, доктор.

– Превосходно. – Он подводит меня к стулу. Я сажусь, и Такер укутывает меня одеялом. Она заправляет его так, чтобы оно плотно обхватывало плечи, руки, ноги, теперь оно очень напоминает смирительную рубашку, но все-таки не совсем. Хотя руки плотно прижаты к бокам, а край шерстяного одеяла давит на горло. Я стараюсь унять нарастающую панику. Все в порядке. Диамант здесь. Я должна быть в безопасности. Должна.

Одеяло согревает меня, но Диаманту и Такер такой роскоши не досталось. Их кожа покрыта мурашками.

– Почему вы это делаете? – спрашиваю я. – Зачем терпите такой холод, выслушивая мои сновидения?

– Мое любопытство ненасытно, – поясняет Диамант. – Просто ненасытно. Оно уже приводило меня к неприятностям в прошлом, а теперь мой коллега снова пробудил его во мне. – Он поднимает брови. – Стоит меня заинтриговать, и я превращаюсь в ищейку. Не могу остановиться, пока не докопаюсь до правды. К тому же если гипноз действительно сработает в нашем случае, это может произвести революцию в лечении безумия.

– А если нет?

– Обязательно сработает.

Он садится рядом со мной, в руках у него блокнот и ручка. Такер подается вперед.

– Вы прославитесь, доктор.

Он краснеет.

– Не думаю…

– Даже не сомневайтесь! – Ее глаза блестят. – То, что вы делаете для этих несчастных, поистине замечательно.

Он откашливается.

– Спасибо.

Такер немного отодвигается, ее лицо приобретает пунцовый оттенок, когда Диамант начинает раскачивать кольцо перед моими глазами.

Я опускаю веки, но тут же открываю глаза – мне страшно, что они ускользнут из комнаты, пока я ничего не вижу, запрут и бросят меня здесь.

– Не бойтесь. – Диамант смотрит мне прямо в глаза. – Обещаю, что мы за вами присмотрим.

Как же часто мужчины дают обещания, которых не сдержат. Его тихий голос ведет отсчет, и с каждой цифрой я все глубже погружаюсь в прошлое.

– Вы находитесь в лаборатории, – продолжает Диамант, – мистера Бэнвилла уже не стало. Вы видите ее?

Да-да, я вижу – вижу, как моя рука выводит буквы, копируя почерк мистера Бэнвилла, стараясь изо всех сил.

За окном становится совсем темно, когда мне наконец удается наконец составить более-менее сносную рекомендацию. Нужно как можно скорее уехать отсюда куда-нибудь подальше, где никто меня не знает. Я складываю письмо, запечатываю его в конверт и устраиваюсь поудобнее, чтобы избавиться от боли в спине. Из-за постоянных переделок, штопанья и перекраивания платье стало ужасно тесным и…

У меня перехватывает дыхание, я давлюсь собственной слюной. Когда у меня было последнее кровотечение? Когда? Не могу вспомнить.

Я встаю, принимаюсь ходить по лаборатории. Когда же это было? Два месяца назад? Три? Дыши. Оно придет. Это все от расстройства, и только, от шока, когда я увидела Гарри с ней, отчаяния от разлуки. И только. А боль от малейшего прикосновения к груди, которая отчего-то стала такой чувствительной… она просто жаждет прикосновений Гарри, не более.

Я хожу взад и вперед. Маятник раскачивается. Часы тикают. Этого не может быть. Просто быть не может, и все-таки уже несколько недель все юбки до боли тесны мне в талии, несмотря на отсутствие аппетита. И пуговицы едва стягивают лиф.

Нет-нет. О нет. Пожалуйста, Господи! Только не сейчас, когда