Невероятные происшествия в женской камере № 3 - Кира Ярмыш

Противоположный конец рощи упирался в дорогу с автобусной остановкой – от нее можно было уехать в центр. Аня решила, что доберется туда, а оттуда уже дойдет до Машиного дома. План обрывался на моменте встречи с Машей – впрочем, Аня не сомневалась, что вместе они что-нибудь придумают. Ее, правда, скребло сомнение, что Маши может не оказаться дома, и еще самую чуточку – что Маша забыла про нее, ведь все эти дни они не выходили на связь. Но эти недостойные мысли Аня гнала.

Она вышла из рощи и зашагала вдоль дороги. Остановка была в каких-то ста метрах пути, когда краем глаза она заметила темно-зеленую машину. Она неожиданно развернулась на полдороге и быстро направилась к ней. Аня остановилась и стала вглядываться в номер. На сияющей в лучах солнца белоснежной табличке было написано 011. Кружочек и две палочки. Аня смотрела, как они приближаются, и не могла оторвать глаз. Это было как в кино – так же завораживающе и невозможно. Усилием воли Аня отвела взгляд от номера и посмотрела на водителя, хотя и так знала, кто он. Сквозь темное стекло на нее смотрел папа.

Аня бросилась бежать. В голове разом пропали все мысли – происходящее было настолько невероятным, что любая логика оказывалась бессильна. Папа жил на другом конце города. Здесь ему делать было нечего. Ситуация недавней погони в принципе не могла повториться. Однако же вот – Аня бежит по обочине, отец бежит за ней. Она слышала его шаги все ближе и понимала, что еще немного – и он поймает ее. Аня инстинктивно запаниковала. Эта неотвратимость была такой ужасной, что отдалять ее и сопротивляться стало невозможно – проще закончить все разом. Аня остановилась как вкопанная. Отец от неожиданности налетел на нее, то ли обнял, то ли схватил, и, уткнувшись ему в грудь, она отчаянно закричала: “Только не отдавай меня маме, только не отдавай меня маме, только не отдавай меня маме!”

Он и не отдал – вместо этого отвез Аню к себе домой, потом позвонил ее маме и сказал, что с Аней все в порядке, но она пока останется у него.

Отец был само спокойствие. Аню он не отчитывал и не упрекал ни единым словом. Вместо этого он накормил ее обедом и даже налил полбокала вина. Аня чувствовала такую сокрушительную благодарность, что временами теряла дар речи. Всю свою жизнь она мечтала, чтобы папа был ее сияющим героем – и вдруг он именно таким и стал. Наконец-то Аня могла расслабиться и перестать ломать голову над тем, что же ей делать дальше – теперь с ней был отец, мужественный, решительный и понимающий. Он не даст ее в обиду, не даст ей киснуть в опостылевшей квартире с мамой, он все уладит. Аня с равным умилением взирала на магнитики на папином холодильнике, на котлету в своей тарелке, на папину жену, которая то и дело бросала на нее быстрые взгляды, на маленького братика, который проснулся посреди дневного сна и теперь верещал на весь дом. Аня чувствовала ко всему острую приязнь и полное умиротворение.

На следующий день папа сказал, что они поедут на пикник. Он держался радостно и непринужденно. Аня купалась в собственных мечтах, представляя, как они заживут вместе, как она пойдет в другую школу, как у нее появятся новые друзья. Папа накануне дал ей свой телефон, чтобы она смогла позвонить Маше, – та ответила, но от очередного побега в восторг не пришла. Аня почувствовала обиду и облегчение одновременно. Теперь ничего больше не держало ее и можно было окунуться в новую жизнь.

На пикнике выяснилось, что они будут не одни – к ним неожиданно присоединились незнакомая женщина с дочкой. Папа сказал, что эта женщина – бывшая няня Аниного братика. Дочка была старше Ани на два года. Ане совершенно не хотелось, чтобы какие-то посторонние люди в первый же день вторгались в ее новую жизнь с папой, но приготовилась потерпеть. Тем более что новая девочка не казалась откровенно ужасной. Она была высокой и худой, носила огромные сережки-кольца и смотрела на мать с таким высокомерием, что Аня невольно почувствовала к ней симпатию. Ее звали Даша.

К вечеру Аня была совершенно очарована Дашей – в первую очередь потому, что та ничего про нее не знала. Ане казалось, что именно это ей и требуется для старта: новые люди, которые еще не составили о ней свое мнение. С ними можно было казаться любой – а так как Аня только начинала узнавать себя, можно было экспериментировать. Она прощалась с Дашей почти с сожалением, когда папа вдруг сказал, что если Аня хочет, то может переночевать у Даши, поскольку она и ее мама совершенно не против.

Так Аня оказалась в небольшой старой квартирке на самой окраине города. Несмотря на то что район формально считался городским, Ане он больше напоминал деревню – дома здесь были низкими, во дворах между деревьями висели веревки с постиранным бельем, в крохотных подвальных магазинах сигареты продавали поштучно, все знали друг друга и, встречаясь на улице, подолгу разговаривали. Даша жила здесь с матерью и отчимом – странным тихим человеком, который шмыгал по квартире, словно стесняясь своего присутствия. На него никто не обращал внимания, и Аня, конечно, тоже – до первых выходных, в которые она вместе с Дашей и ее подружками поехала на озеро искупаться. Аня сгорела на солнце, и вечером Дашина мама велела ей намазаться кефиром. Стоя на кухне в короткой юбке и лифчике, Аня ойкала от боли, пока холодный кефир стекал по ее обожженным плечам, когда вдруг увидела Дашиного отчима. Он стоял за углом коридора, но отражался в зеркале – и в это самое зеркало рассматривал Аню омерзительным масленым взглядом. Поняв, что Аня заметила его, он тут же отвел глаза и исчез в комнате. С тех пор Аня старалась его избегать.

За исключением этого, жить у Даши ей поначалу даже понравилось – и когда через несколько дней папа предложил ей перебраться к ней на подольше, Аня без раздумий согласилась. Даша познакомила ее со своими друзьями. Все они были на несколько лет старше Ани и относились к ней слегка покровительственно, но ее это не обижало – ей нравилось чувствовать себя своей в компании старших.

Это было, кажется, первое лето в Аниной жизни, которое она проводила, как хотела. Никто не следил, сколько раз она ела, чем занималась, во сколько возвращалась домой. Они с Дашей просыпались не раньше одиннадцати, шли на кухню и там ели, что придется, стоя прямо у холодильника. Потом одевались и шли на улицу. В принципе Аня думала, что гулять тут можно было хоть в пижаме – настолько эфемерной ей казалась граница между домом и двором. На прогулках они чаще всего просто слонялись по району, но иногда выбирались и за город – до того самого озера было пятнадцать минут на автобусе. Если хотели есть, то покупали мороженое. Ближе к вечеру возвращались домой и красились – это был обязательный ритуал – и снова шли гулять, но теперь более чинно. Эти вечерние прогулки заключались в том, что Даша с подружками встречалась со знакомыми парнями, а дальше просто катались на их машинах по ночному району, слушая оглушительно громкую музыку. В первый раз Аня все ждала, что они наконец куда-нибудь приедут, но оказалось, что просто кататься – и есть все развлечение. Сначала Аню это поставило в тупик, но постепенно она привыкла и стала даже получать удовольствие. Она обычно ездила на заднем сиденье (на переднем сидела, конечно же, более популярная Даша), щурилась от теплого ветра в лицо, курила и удовлетворенно думала, что в таких поездках есть и лихость, и романтика.