Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

по телефону. Главное для вас — понять, что завтра же вас могут превратить в придорожную пыль или живьем закатать под асфальт. Почему вы молчите? Скажете, что это неправда?

— Нет, этого я не скажу. — Ответ стоил лейтенанту немалых усилий, однако он все еще упорствовал.

— Это похоже на благоразумие, — признала Грей. — Советую с таким же благоразумием выслушать меня дальше. Сегодня у вас появляется шанс. Только сегодня. В течение двух-трех последующих минут. Я сделаю все возможное, чтобы спасти вас, если только…

— Каким это образом вы можете спасти меня? — Эллин внимательно прислушалась к интонации, с которой были сказаны эти слова, и открыла для себя, что молвлены они без всякой спеси.

— Завтра же позвоните генералу Лейсу.

— Генерал не станет говорить со мной.

— Секретарь свяжет вас с ним немедленно. Разве что его не окажется в кабинете. Но, в принципе, он ждет вашего звонка. Вы обратитесь к нему с просьбой поручить вам расследование самоубийства — и всего, что с ним связано, — начальника тюрьмы «Рейдер-Форт» полковника Роя Согреда. Генерал скажет, что согласен. Вы тотчас же садитесь на самолет, прилетаете в столицу, а оттуда, пассажирским вертолетом — на остров Рейдер. Не забыв перед этим занести в приемную генерала письменную просьбу о «помиловании» вас, то есть, я хотела сказать, о переводе в органы следствия. Отнеситесь к этому, как к формальности, которую, однако, обязательно следует соблюсти.

— Это понятно. Вопрос заключается в другом: почему вы решили, что делом Согреда должен заняться именно я?

— Если скажу, что считаю вас самым гениальным следователем Старого и Нового Света — не верьте мне. Это будет ложью. Просто «дело Согреда» — повод, благодаря которому пытаюсь спасти вас. Нет-нет, не просто вытащить из провинциального небытия, а действительно спасти, в буквальном смысле.

— Оно, дело это, связано с высшими кругами Фриленда? С мафией?

— Вынуждена разочаровать вас. Как это ни странно выглядит в наше время, оно вообще ни с чем не связано. Даже с карточными долгами и любовницами. Мало того, я полностью в курсе всей этой истории. Повторяю, для вас это — единственный шанс спасти себя и свою карьеру. Все договорено, все улажено. Конечно, ничто не сможет помешать вам произнести свое сакраментальное «нет». Единственное условие: вы должны сказать его немедленно. Поскольку дело, как вы понимаете, не ждет. Ничего страшного: ситуацию переиграют, назначат нового следователя. Словом, единственное, чем вы будете наказаны, так это тем, что никогда больше подобных предложений делать вам уже не станут. Точно так же, как никто и никогда не станет воспринимать всерьез никакие ваши просьбы о переводе, не говоря уже о каких-либо жалобах с вашей стороны.

— Вы ведете себя, как властительница Фриленда.

— Вы же пока что ведете себя, как очень неумный человек. Улавливаете разницу в подходах к ситуации и вообще к жизни?

— Я веду себя, как подобает офицеру.

— Самое неуместное из всего, что вы способны были произнести.

Эллин слышала, как Вольф жадно сглотнул слюну. Мысленно она представила себе его слегка побледневшее у переносицы арийское лицо этого германца.

— Мне непонятно, почему о своем назначении я должен узнавать от вас.

— Иными словами, вы проигнорировали мое предложение. Тем хуже для вас.

— Да нет же! — успел воскликнуть Герберт, но все же опоздал: Эллин уже швырнула трубку и решительно поднялась из-за стола.

46

Остановившись у окна, она устремила свой взор на покрытые легкой дымкой приморские скалы. Южное побережье Рейдера представляло собой небольшой горный кряж, в промежутках между вершинами которого море сливалось с небесами, а сами вершины приобретали причудливые формы, напоминающие полуразрушенные шпили храмов или абрисы животных.

Как Эллин и предполагала, звонок прозвучал ровно через столько минут, сколько понадобилось Вольфу, чтобы вновь набрать его и пробиться через лабиринты телефонной химеры.

— Нет уж, — вслух молвила Эллин, отказываясь подходить к аппарату. — Теперь тебе придется понервничать еще, как минимум, час. И когда, наконец, я подниму трубку, ты взмолишься на меня. Ты взмолишься на меня! — неожиданно заорала она, потрясая поднятыми вверх кулаками. — Но этого твоего колебания я не прощу тебе даже тогда, когда… прощу! Когда позволю приехать на остров! Или позволю обосноваться в столице!

Встревоженные ее криком, Стоун и Коллин взбежали по лестнице и ворвались в комнату. Эллин повернулась к ним лицом, и мужчины смогли убедиться, что перед ними совершенно обезумевшая с виду женщина, готовая хоть наброситься на них, хоть выброситься из окна.

«Вот оно, проявление безумия, о котором поведал тебе доктор Вайдер и которое Эллин удавалось столь долго утаивать в себе! — вихрем пронеслось в сознании Коллина. — Но чье именно это безумие: действительно ли Эллин Грей, или все же моей дочери — Кэтрин Астор?»

— Я не позволю ему явиться на этот клочок суши с видом победителя! Этого я не позволю Вольфу ни при каких обстоятельствах!

— Вы все еще о лейтенанте, мисс Грей? — растерянно поинтересовался Стоун.

— Именно о нем!

— Все существо Эллин источало сейчас только ярость и ничего, кроме ярости, в которой девушка испепеляла не только свой гнев, но и самое себя.

— Да успокойтесь же, Эллин! — почти взмолился хозяин дома, перехватив руки девушки и пытаясь отвести ее от окна. Однако Грей с такой силой рванулась всем телом, что Коллин чуть было не отлетел к стене. Сейчас эта сумасбродка была преисполнена такой буйволиной, дьявольской силы, поверить в которую еще труднее, чем представить ее.

И понадобилось еще минут десять, чтобы, усадив девушку в кресло, двое мужчин сумели успокоить ее, отпоить водой и привести в чувство. Когда это возвращение к реальности, наконец, состоялось и факелы безумия в глазах Эллин окончательно угасли, она непонимающе, но в то же время заведомо покаянно осмотрела склонившихся над ней мужчин.

— Чем вы хотите очаровать меня, джентльмены? Какая такая блажь осенила ваши проницательные умы и недальновидные души?

В этот раз телефон ожил, подобно колоколу забвения. Стоун и Коллин взглянули на него, как на спасительный знак небес, и вместе ринулись к столику, на котором он покоился.

— Не сметь! — поспешно угомонила их Эллин. — Еще не время отзываться на вопли этого кретина! Он все еще не настолько унизил самого себя, чтобы оказаться готовым к разговору со мной.

— Хотелось бы мне знать, стоит ли этот парень всепоглощающей ярости такой умопомрачительной женщины, — возмутился теперь уже Стоун.

— «Умопомрачительной», это вы правильно заметили, — вдруг признала Эллин. — Именно в этом состоянии вы меня и застали. А что касается этого опоясанного портупеей кретина, то гнева моего он конечно же не стоит.