Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал - Олег Владимирович Русаковский

посулили польским комиссарам от Его Царского Величества на полторы тысячи рейхсталеров соболей, дабы те направили дело так, чтобы в соответствии с предложенными русскими условиями одобрить или вечный мир, или общее перемирие. Польские комиссары поблагодарили весьма презрительно и соизволили объявить, что, если Его Царское Величество вернет Польской короне и Великому княжеству Литовскому все завоеванные города и утвердит достохвальный вечный мир без ущерба и убытка для республики, то тогда и им придутся впору соболя, предложенные Его Царским Величеством, на память о высоком государе, склонившемся к христианскому и справедливому миру, хотя их личные траты и убытки, понесенные в этой войне, совершенно не окупаются этими соболями. Ведь из их числа один лишь господин Глебович, староста жемайтский, понес убытки из своих средств на четыре миллиона и более того. Поскольку, однако, это не шло в счет, русские, надеясь на вечный мир, объявили о переходе к полякам крепости Витебск с принадлежащими к ней городами и областями, чтобы добиться одобрения всеобщего перемирия до устроенного в будущем съезда и подписания грамоты, подобной той, которую русские представили на седьмых переговорах. Поляки, однако, ни в коем случае не желали подписать подобную грамоту и одобрить заключение всеобщего перемирия без оставления всех захваченных местностей, на которые русское государство не предъявляло свои права до того. Они объявляли, что совершенно готовы ныне вернуть оружием несправедливо отнятое у них. В нынешних обстоятельствах последовали бы многие расходы, если бы они столь опрометчиво искали выгоды. Поэтому решили вновь сойтись на завтрашний день и обменяться такими прощальными грамотами, чтобы возобновить съезд после окончания сейма в Польше и чтобы комиссары с обеих сторон встретились в соответствии со своими полномочиями в первые дни месяца июня 1665 года на том месте, где это будет наиболее удобно, и обе стороны обменялись бы через своих дворян полномочиями, достаточными для заключения вечного мира, а предварительные условия, заключенные под Шейново[398] и подтвержденные и скрепленные с обеих сторон клятвой, оставались бы полностью действительными. Также в соответствии с таковыми условиями следовало в будущем наблюдать безопасность комиссаров с обеих сторон, их вспомогательных отрядов и прислуги при прибытии и на обратном пути.

10 сентября состоялась десятая по счету отложенных переговоров или по общему счету – двадцатая встреча. Поскольку обе стороны не хотели отступать от прежде объявленных ими условий, то подписали составленные вчера прощальные грамоты, запечатали их комиссарскими печатками и, обменявшись ими с обеих сторон, расстались после долгих возражений и противоречий со слезами на глазах, так что глава посольства, князь Одоевский, который весьма склонялся к миру, впал из-за великой меланхолии в лихорадочный жар и слег в постель совершенно без сил.

12 сентября, отослав подполковника Василия Тяпкина со шквадроной всадников сопровождать польских комиссаров до Шклова, русские комиссары также отбыли из Красного со всей свитой и 13-го прибыли в Смоленск.

15 сентября русские комиссары отбыли в Москву без князя Одоевского, который остался в Смоленске, будучи прикован к постели.

6 октября по настоянию думного дворянина Ордина-Нащокина отослали в Смоленск подполковнику Василию Тяпкину царское письмо, приказывая ему отправиться с таковым в качестве гонца к Его Величеству королю Польши. Содержание этого письма было таково. Поскольку великие комиссары Его Королевского Величества объявили на прошедшем съезде в Дуровичах, что у них в Польше устраивается некий сейм в Варшаве, то не надлежит ли и великим и полномочным послам Его Царского Величества явиться туда для продолжения начатых мирных переговоров? Равным образом спрашивали относительно посредничества, намерены ли Его Королевское Величество и Польская республика уладить возникшие разногласия при посредничестве каких-либо христианских государей и вести переговоры с Его Царским Величеством в присутствии каких-либо посредников.

26 ноября утром, в пять часов перед восходом солнца[399], в Москве показалась между югом и западом, поначалу в созвездии Рыб, великая комета. Хвост, достигавший по человеческому разумению более четырех клафтеров[400] длиной, тянулся оттуда до Тельца, бледный и темный, словно лицо покойника или совершенно смятенного человека. Ее вид вызывал сильный страх и печаль. Комету можно было видеть в продолжении трех полных недель, пока непогода и опустившиеся тучи не воспрепятствовали ее явлению. По прошествии месяца, когда несколько дней была пасмурная погода, а именно 28 декабря, между востоком и югом в созвездии Девы вновь показалась комета. Она являлась тотчас после захода солнца, держась обычного направления вплоть до Плеяд. Цветом она была светлее предыдущей, а звезда ее меньше. Хвост следовал за ней, несколько задираясь вверх. Она являлась вплоть до 18 января, пока полная растущая луна не заставила ее померкнуть. Была ли это, как полагали многие, одна и та же комета, прошедшая столь много небесных созвездий, и т. д.

4 декабря вернулся в Москву бывший в Швеции гонец Василий Ябинин с письмом Его Королевского Величества, в котором тот объявлял, что в соответствии с Кардисскими соглашениями невозможно принять в Стокгольме русское великое посольство, прежде и до того как великие комиссары с обеих сторон не согласуют и полностью не уладят на границе все споры и разногласия, возникшие после заключения мира. Однако Его Величество король Швеции, желая сохранить мир и единство, соизволил в этот раз принять великих послов Его Царского Величества по его многократным просьбам таким, однако, образом, чтобы те незамедлительно явились по нынешнему зимнему пути и не теряли времени, как это происходило до сих пор.

18 декабря ночью, в час вечерни, патриарх неожиданно прибывает из своего Нового Иерусалима в Москву в собор[401], служит обычным образом заутреню, принимает с готовностью свой патриарший посох, который он оставил у своего престола, когда покинул свое место и удалился из Москвы. Затем он вновь удаляется через ворота. Когда Его Царское Величество послал спросить его, почему он без приказа явился в Москву на патриаршее место, которое сам же покинул самовольно, он изволил сказать, что ему было откровение, якобы он должен был сделать это, явиться на то же место и помолиться пребывающим там русским святым. В конце концов, однако, когда к нему послали и отобрали у него посох, который он забрал с собой, он соизволил сказать, что все сделанное им произошло по повелению Его Царского Величества, о котором ему однажды недвусмысленно написал боярин Никита Алексеевич Зюзин. Это письмо он также намеревался отослать и предъявить Его Царскому Величеству через одного из своих священников. За этим последовал розыск, и многие сообщали о тайной переписке с патриархом. Между прочими схватили и боярина Никиту Зюзина и допросили о письме, которое он якобы написал патриарху. Тот повинился перед Богом и Его Царским Величеством и показал, что тщился таким образом покрыть свой долг перед патриархом, которому был обязан многими благодеяниями, и вернуть тому милость Его Царского Величества. Поскольку это не удалось, он просил о милости и ожидал своего приговора. В конце концов его приговорили к смерти. После того, однако, как за него просили оба царевича[402], его отправили в вечную ссылку в Казань, объявив о том, что отберут все его имения, что и было исполнено. Супруга этого боярина, женщина старше тридцати лет, когда ей сообщили, что ее супруг приведен к пытке, потрясенная этим, упала в обморок, лежала три дня совершенно безгласная и испустила дух от печали.

Дополнение к 1664 году

После того как Его Величество король Польский, как полагали, приблизился к русским границам, переправившись через Днепр, русские войска были принуждены стягивать свои силы к границе, чтобы предотвратить вторжение врага в страну. Прежде, однако, чем они достигли границы, польские и татарские отряды разорили все окрестности Путивля, Севска и Брянска вплоть до самого Карачева на этой стороне границы, за сорок миль от столичного города Москвы. Не имея возможности долее медлить, войска, собрав все силы, двинулись навстречу приближающемуся врагу. Главнокомандующий, боярин и наместник новгородский князь Яков Куденетович Черкасский, прибыв в Калугу, немедля приказал боярину и наместнику тверскому князю Ивану Семеновичу Прозоровскому выдвинуться в Калугу лишь с тысячей человек, а сам следовал за ним по пятам со всем войском. Поскольку тогда же польская сторона отправила навстречу врагу также около тысячи человек коронных и литовских войск под командованием генерал-лейтенанта Полубинского, оба отряда сошлись под Карачевом в сильной стычке. Поначалу дела у русской стороны шли плохо, но в конце концов, благодаря храбрости и умению боярина и генерала Прозоровского, русским войскам удалось сдержать сильный польский натиск и вернуться в боевом порядке к главной армии, которая следовала за ними по пятам. Польские отряды