Булат - Кирилл Кириллов

– С ними? Да можно, третью неделю ноги на земле твердой не стояли. Только зачем?

– Человек ты опытный, тебе доверять можно, а этим детям осла… – не договорив, боцман обреченно махнул рукой.

– А ты сам-то чего?

– Не пристало капитану судно покидать, – со значением ответил боцман.

– Так капитан… – начал Афанасий и осекся. Ну его. Не вступая в дальнейшие разговоры, он перекинул ноги за борт и по канату с навязанными веревками спустился в одну из лодок. Уселся, сложив руки на коленях, чтоб занимать поменьше места.

С борта раздалась боцманская трель. Весла вспенили лазурную воду, и две лодчонки взапуски понеслись к недалекому берегу. Все в лодке заулюлюкали, закричали, подбадривая своих гребцов и понося чужих. С другой посудины ответили тем же. Гребцы налегли на весла.

Купец не участвовал в общем веселье, его мучили нехорошие мысли. Похоже, он все-таки оказался прав, – хотел боцман наложить руку на таву. Ну да то дело не его, а вот то, что отослал, хитрец, на берег, беспокоило. Не приказал ли он людям своим лишить Афанасия жизни, да и закопать в песочке? Хотя он ведь мог Афанасию прямо на палубе горло перерезать. И никто б ему не помешал. Ох, мнителен стал купец, ох, мнителен.

Лодки на равных ткнулись носами в песок. Мореходы попрыгали за борт, вытягивая их на мелководье. Несколько лучников со щитами рассыпались по берегу, внимательно оглядывая растительность. Но опасности никакой не было. Только крики птиц и шелест прибоя нарушали безмятежный покой бухты.

Афанасий выпрыгнул на песок, отскочил от волны, решившей лизнуть его сапоги, и пошел по берегу, оставляя на песке глубокие следы.

Люди убедились, что опасности нет, и успокоились. Некоторые даже вложили клинки в ножны. Лучники ослабили тетивы. Хорошо, хоть стрелы в колчаны не убрали. Афанасий подивился такой беспечности. С одной стороны, что взять с простых мореходов, воинскому делу не обученных? А с другой, ведь их жизнь от этого зависит. Ну как кинется кто сейчас из зарослей?

Меж тем не обремененные оружием мореходы перекинули через плечо веревочные упряжи, к которым были приторочены бочонки. Оставив двоих с топориками охранять лодки, они поднялись вверх по пляжу и углубились в лес.

Купец не выдержал. Не особо громко, но настойчиво попросил он половину вооруженных людей встать позади колонны, а сам с другой частью прошел вперед. К его удивлению, они послушались без возражений. Видать, тайные беседы с боцманом подняли его авторитет в глазах команды.

Джунгли были густы и непролазны, идущим впереди приходилось торить дорогу кинжалами. Но это не огорчало их, наоборот, радовало. Значит, никто тут раньше не ходил и в засаде не поджидает.

Миновав прибрежные заросли, они гуськом поднялись на холм, озираясь и прислушиваясь в поисках родника или речки. Не найдя искомого, перешли на следующий, потом еще на один, внимательно осматривая склоны, но источника так и не нашли.

К полудню моряки вымотались и приуныли. Ползли как черепахи, вяло огрызались на понукания купца. Требовалось устроить роздых.

Заметив полянку в тени вековых деревьев, Афанасий скомандовал сделать привал и первый уселся на траву, вытирая с чела градом катившийся пот. Другие попадали, кто где стоял. Несколько мореходов нырнули в кусты по нужде, причем некоторые побросали в кучу щиты и шлемы. Тверич хотел было их пожурить, да плюнул. Вернее, хотел, но не смог, в горле пересохло. Зря они все-таки вглубь пошли, нужно было вдоль берега, все равно любая река или ручей туда должны стекать. Давно бы уже отыскали и напились.

Из Икустов выскочил один из хорасанцев. Он призывно размахивал руками и пытаясь не закричать, разевал рот. Лицо у него было донельзя довольное. Афанасий поднялся, вытащил из-за голенища нож и направился за мореходом, который тут же снова нырнул в кусты. Остальные последовали за купцом.

Пробившись сквозь паутину лиан, они оказались на небольшой полянке, расположенной в лощине. В самом ее центре была выдолблена чаша глубиной в половину человеческого роста, выложенная изнутри аккуратно пригнанными и подобранными по цвету камешками. В ней бурлил источник с небесно-голубой водой, по которой уже текли грязные пятна. Все матросы, что ушли на оправку, лежали возле источника, хлебали и фыркали, окуная в источник морды. Вновь пришедшие подскочили к ним, стали оттаскивать за шкирки, устроили шутливую возню, сдабриваемую настоящими тумаками. Некоторые полезли в чашу с бочонками.

Купец хотел их образумить, но не успел. Внимание его привлек шум в кустах по ту сторону источника. Такой же шум раздался справа, слева, сзади. Сзади особенно громко.

Купец выставил вперед руку с ножом, обернулся и понял, что его оружие тут совершенно бесполезно. Ему в грудь и голову смотрели четыре длинных листообразных наконечника с остро отточенными краями. Держали их в руках высокие темнокожие воины, на которых были лишь бусы и деревянные чехольчики на причинных местах. Глядели они сурово. Такие приколют, как бабочку, и не чихнут, подумалось купцу. Сдаваться надо, пока живы. Афанасий опустил руку с ножом. Оторопевших мореходов, замерших в самых нелепых позах, окружали все новые и новые супостаты.

Надо ж было так угодить! Ведь догадаться-то можно было, что если источник столь обихожен, значит, следует быть крайне осторожным. Караулы выставить сначала, отправить одного-двух дурней в дозор, так нет же, корил себя тверской купец. Источник этот, наверное, священный, а эти туда прямо свиными рылами. За такое не помилуют. Может, для них это как в церкви возле иконостаса пирожки с требухой наворачивать с чавканьем. Проклятье!

Кто-то из идущих впереди оступился. Пленники, привязанные за шеи к длинному копью, со связанными за спиной руками, крякнули, приняв на себя вес его тела. Кто-то сдавленно выругался. Огромные черные воины покосились неодобрительно, но ничего не сказали и бить плененных не стали. И на том спасибо.

Связанные по пять-шесть человек, не один час продирались они сквозь густой лес по звериным тропам. Ветви хлестали по щекам, летучие кровососы полчищами накидывались на любой обнаженный участок кожи и отогнать их не было никакой возможности. А хотелось сразу всего: почесаться, попить, поесть, оправиться, но пуще всего – оказаться на таве и отплыть от негостеприимных берегов сих, ведь конец их похода скорее всего станет и концом их земного существования. Или началом иного существования, такого, что все прочие лишения раем покажутся.

Вывернув сколь мог голову, Афанасий рассматривал пленивших их воинов. Стройные, мускулистые, они почти бесшумно скользили через лес рядом с пленниками. Легко перепрыгивали валежник, шутя продирались через глухие заросли. Острые шипы и хлесткие ветви не оставляли на их эбеновой коже следов, насекомые тоже не могли прокусить ее. От таких не сбежишь, по крайней мере тут, в лесу. Да и на равнине, пожалуй, тоже. Ноги, вон, как у коней породистых. Перебить если только. Мореходы – народ тертый, конечно, на ножах да саблях драться умеют. Но скорее в драке пьяной да при абордаже, а вот против обученных воинов… Да и ножи если у кого засапожные остались, куда они против таких копий? И хитростью не взять. Какая уж тут хитрость, если голову не повернуть как следует и руками не пошевелить. Всяко нужно до места дойти, там, может, развяжут – тогда уж и действовать. Если удрать не удастся, так хоть парочку черноликих с собой на тот свет захватить. Ну, хотя бы одного, поправился Афанасий, глядя на шагающего рядом огромного воина, остро пахнущего зверинцем.