Булат - Кирилл Кириллов

Циновка откинулась вновь, и из дома вышли еще четверо – магическое число у них такое, что ли. Рослые, плечистые, в сплетенных из камыша и обмазанных глиной для крепости панцирях. Личная гвардия, не иначе. Воины сурово обозрели собравшихся, держа руки на рукоятях засунутых за пояс дубинок. Не обнаружив ничего подозрительного, один из них махнул рукой.

Циновка снова откинулась, и появился кряжистый старик с курчавой седой бородой. Одет он был традиционно: чехольчик, отличающийся длиной, прихотливой резьбой и охряным окрасом отдельных сцен, множество бус из зубов и перьев. На груди у него блистала настоящая золотая цепь, каждое звено которой было свито из проволоки в палец толщиной. Мореходы ахнули в один голос, но их никто не расслышал, так громко заулюлюкали и захлопали в ладоши жители.

Следом за стариком из дома вышли два подростка с опахалами из длинных перьев и один с зонтиком на длинной ручке. Они расположились каждый на своем месте и шаг в шаг двинулись вслед за вождем. Последним из дома появился статный молодой человек, ликом на старика похожий.

Бугрились мышцами его руки и грудь, а к животу будто раскаленную решетку приложили, оставив на нем шесть выступающих квадратов. На голове длинные волосы косичками. Да косички те были не заплетены, а словно скатаны вперемешку с грязью. Ни распустить, ни расчесать их было уже нельзя, только состричь. Осанка у молодого человека была горделивая. Выражение лица – высокомерно-брезгливое. Сразу видно, сын вождя, который только и ждет, чтоб предок скорее покинул этот мир, и тогда он займет его место и будет править в свое удовольствие.

Следом за молодым человеком появилась стайка прислужниц с кувшинами, плодами и тряпками в руках. Командовала ими девица, имеющая в лице отдаленное сходство и с вождем и с его сыном. Сестра или племянница? У нее в руках ничего не было.

Вождь подошел к пленникам, но не так близко, чтоб до него можно было дотянуться. Внимательно осмотрел всех, по-вороньи наклоняя голову. Под взглядом его темных, проникающих в душу глаз люди ежились, опускали глаза долу, а некоторые даже отворачивались.

Правитель бросил воинам, что захватили их, несколько слов слови ткнул пальцем в одного из моряков, низенького и начавшего полнеть. Двое подбежали к бедняге, каменными ножами обрезали путы и потащили его, кричащего и упирающегося, куда-то за дома. Через некоторое время его крики затихли, толпа же ответила одобрительным гудением.

Вождь ткнул пальцем еще в двоих мореходов, воины освободили их и потащили в другую сторону.

Правитель сделал еще несколько шагов и остановился перед Афанасием, глядя на него сверху вниз. Тому стоило больших усилий не отвести и не опустить взгляд. Старик хмыкнул, улыбнулся и отошел, из-за его спины выскочил сын. Коротко, без замаха ударил тверича резной дубинкой. Тот постарался уклониться, но не получилось. Зубы клацнули, рот наполнился железистым вкусом крови, уши заложило ватной тишиной. Разгоняя ее, Афанасий помотал головой и сплюнул на землю кровавый сгусток. Еще один удар качнул его тело. Он откинулся назад, заваливая за собой целый ряд нанизанных на палку моряков. Наследный принц засмеялся, обнажая в улыбке белые волчьи клыки.

Афанасий вытер разбитый рот о плечо и попробовал встать. Веревка натянулась сдавливая горло, он закашлялся и упал на землю. Принц снова засмеялся. Ткнул купца в бок ногой и двинулся дальше.

Все естество кричало Афанасию – лежи, не вставай, убьют, но он извернулся, встал на одно колено, потом на другое. Веревка до хруста сдавила кадык. На глаза навернулись слезы, от недостатка воздуха в груди появилась резь. Не обращая на это внимания, купец выпрямился, поднимая за собой пятерых моряков. Сел.

Услышав позади шум, принц обернулся. Поднял дубинку, кинулся к Афанасию, явно намереваясь размозжить ему голову. Старик-вождь перехватил его руку, зашептал что-то на ухо. Принц вырвал руку из черных пальцев отца и засунул за пояс дубинку. Злобно глянул на купца, сверкая белками глаз. Сквозь зубы бросил воинам что-то недовольное. Те отвязали Афанасия от палки и повели. На убой? Ах, нелюди, подумал купец. Куда ж ведут? За дом? Нет, внутрь. А и там хорошего ждать не приходится. Ну, держитесь, твари!

Афанасий стукнул ногой под коленку одного, толкнул плечом другого так, что тот улетел в душную темноту, и бросился вдоль стены. За спиной раздались крики, затопали по утоптанной земле пятки. Он наддал. Чернокожий воин бросился ему наперерез. Набычившись, Афанасий откинул его плечом. Другой кинулся в ноги, купец перепрыгнул. Вот уже рядом спасительный угол, завернув за который, можно…

Тяжелый камень ударил его в спину между лопаток. Сбил с ног. Связанные руки не дали смягчить удар. Он упал, больно ударившись грудью и животом. Набилась в рот грязь, тут же начало щипать разбитую губу. В глазах снова потемнело.

Беспомощного, его подняли за связанные руки, до хруста вывернув плечевые суставы и поволокли. О чем-то посовещались с кем-то невидимым и втащили в дом.

Пронесли анфиладой полутемных комнат с циновками из тростника на полу, остатками еды, развешанными по углам амулетами и оберегами и шарахающимися по сторонам тенями. Затащили в пустую комнату, на полу которой лежала решетка из связанных меж собой лианами копий. Откинули ее и, разрезав путы у него на руках, швырнули туда Афанасия.

Извернувшись в воздухе, он боком приземлился на дно ямы. Получилось больно, но терпимо. Сверху, на веревке с крюком, спустили кожаный мешок и обвязанный веревкой за горло горшок с водой. Решетка захлопнулась, скрипнула, когда на нее накатили тяжелый камень. Раздался топот удаляющихся шагов.

Афанасий прислушался, растирая опухшие запястья. Наверху были люди. Они ходили, что-то делали, что-то двигали, переговаривались, но к яме близко не подходили. Даже не заходили в комнату.

Он обошел вокруг свое новое узилище, ведя ладонью по стене. Никаких зацепок, даже щербинок, только полированная глина. Взобраться наверх можно только по веревке. Он зачем-то подпрыгнул, вытянув руки, хотя понимал, что из ямы глубиной две сажени выпрыгнуть в пору разве что серне или обезьянцу какому.

Убедившись, что самостоятельно наружу не выбраться, Афанасий присел на землю, привалился спиной к гладкой стене. Скорее всего он тут ненадолго. Это не узилище, не мешок каменный, в таких ямах никого долго не держат. Если, конечно, не решают уморить голодом и жаждой. Кстати.

Он взял горшок с водой и отпил добрый глоток. Развязал мешок и обнаружил там явно съедобные фрукты и несколько кусков вяленого мяса. Запихнул один в рот. Проглотил, недоперетерев зубами жесткие волокна. Надкусил фрукт, утер потекший по подбородку сок. Скривился, когда он попал в рану и защипал. Запил водой, заодно и прополоскав зубы. Сплюнул в угол. Засунул в рот второй кусок мяса, стал жевать его медленнее, растягивая удовольствие.

А все-таки интересно, зачем его сюда посадили? Почему одного? Почему отделили от других, за какие такие заслуги? За то, что он гордо на наследника глянул? Ну так и не все мореходы, словно красны девицы, опускали очи долу. И что с ними сталось? Куда их уволокли, тоже по ямам рассадили или куда в другое место дели? Наверное, в другое. Яма, куда кинули купца, была почти в самой дальней комнате этого крыла. А по дороге он других ям не приметил, значит, мореходов, коих больше дюжины, сажали не сюда. Может, в другое крыло? А все равно не хватит комнат, даже если в каждой по яме выкопать. Он дожевал мясо, запил его тепловатой водой, оставив на донышке пару глотков. Вдруг завтра не дадут, а так хоть на утро хватит. Вернее, на просып, поди определи в этой темноте, когда утро, когда вечер.