И не прервется род - Наталья Способина

пришлось несколько раз вдохнуть, выдохнуть и напустить на себя равнодушный вид. Он не мог никому показать, что Огонь его не слушает. Не хотел больше сидеть взаперти да солнца седмицами не видеть.

Молельный зал был полупустым. Зайдя, Алвар привычно остановился, коснулся рукой языка пламени у приветственной свечи, произнес ритуальные слова, и взгляд сам собой отыскал того, к кому рвался Огонь внутри. Вчерашний мальчишка стоял в углу молельной и неотрывно смотрел на резьбу на стене. Алвар едва не задохнулся от разочарования. Что сотворил его Огонь?! Как он мог так ошибиться? Мальчишка был хванцем. Оттого и прилип к резной стенке, к которой до него жался каждый хванец в этой молельной. Хоть и не было еще в шестилетках со Священного острова Силы их стихии, потому как обряд они проходили лишь в пятнадцать зим, но в чужой молельной каждый из них старался держаться резной стены, где древние письмена призывали Ветер в помощь Святыне Огня.

Алвар расправил плечи и, вдохнув полной грудью тяжелый воздух, направился к мальчишке, разглядывая тощую, как у цыпленка, шею, торчавшую из ворота рубахи. Огонь вдруг встрепенулся, и Алвар остановился, с удивлением осознав, что его Сила не просто не хочет причинить мальчишке вред, она хочет его защитить, успокоить, показать, что он не один. И это было настолько неожиданно, что, не дойдя до мелкого хванца пары шагов, Алвар решительно развернулся и направился в противоположную сторону.

С того дня начались его мучения. Огонь, казалось, перестал засыпать вовсе. Он дрожал, бесновался, тянул, звал. В первый раз за все одиннадцать зим Алвар чувствовал, что не он хозяин своей Силы, а та пытается стать хозяином ему. Да вот только не на того напала! Алвар объявил своей Силе войну, даже не допуская мысли о поражении. Он почти не спал и с трудом ел. Он нарочно ходил теми тропами, какими не дозволялось ходить новичкам. Однако, точно заговоренный, везде натыкался на проклятого хванца.

Хванец, даром что в монастыре было несколько братьев его возраста, дружбы ни с кем не водил, везде таскался один. Хотя новенькие, кому боги ума дали, одни по монастырю не ходили, потому что старшие братья, как это водилось испокон, ловили младших и каверзы над ними учиняли. Вот и хванца это не миновало. Как-то раз его на вбитый в стену крюк за шиворот подвесили. Алвар это издали увидел, так еле Силу сдержал, чтобы братьев не спалить. Хванец из цепких рук выворачивался, пинался, но все одно – куда такой мелочи против троих старших? Когда братья, вдоволь нагоготавшись, ушли, ноги сами понесли Алвара к хванцу. Тот скреб пятками по гладкой каменной стене, пытаясь подтянуться, чтобы ворот с крючка сдернуть, да только прорвал плотную ткань и застрял еще сильнее. Увидев приближающегося Алвара, трепыхаться перестал – болтался, как пугало на грядке, да глаза щурил, точно целился. Алвар непременно рассмеялся бы тогда, коли бы Огонь в нем так не рвался наказать обидчиков этого заморыша.

Несколько ударов сердца Алвар стоял против хванца, не зная, что сказать. Верно, ждал, что тот сам попросит о помощи. А тот только сопел на весь коридор.

– Висишь? – наконец спросил Алвар.

Хванец моргнул, точно не ожидал, что с ним заговорят, или же не понял. А ведь и верно: хванская речь другая, может, вправду не понял? Однако едва Алвар собрался сдернуть мальчишку со стены и убраться отсюда поскорее, как тот зло зыркнул и разлепил губы:

– Вишу!

И столько дерзкого вызова было в том ответе, что Алвар враз обозлился. Он и так ночей не спит, себя с трудом в руках держит, а этот паршивец еще огрызаться смеет!

– Ну виси, – пожал плечами Алвар и ушел прочь под гневное сопение хванца.

Два дня после этого мальчишки не было ни в трапезной, ни в молельной. Алвар знал, что это значило: того выпороли за провинность. И хоть виновны были другие, так в монастыре испокон веков было: пороли тех, кто попадался. И то правда, коль тебя на крюк повесили – сам дурень.

Вот только Огонь не унимался, и все те два дня Алвар не находил себе места. До того дошел, что нарочно ходил коридорами, где мелкие учатся, чтобы проверить, все ли с заморышем хорошо. На третий день увидел. Тот шел по коридору, но, заметив Алвара, встал как вкопанный, а потом таким взглядом одарил, будто это Алвар его на тот крюк подвесил. И снова злость взяла.

Так с той поры и повелось. Огонь жег Алвара, требуя присматривать за мелким, Алвар сопротивлялся изо всех сил. Он стал больше времени проводить с братьями, желая отвлечься от мыслей о хванце. Порой это даже получалось. Да только в общем зале все равно не мог оторвать взгляда от встрепанного затылка. Мелкий от его взглядов по скамье ерзал, получая окрики учителей. И злил Алвара до жути, потому как делал вид, что тех взглядов нет, а уж если и оборачивался, то смотрел в ответ с такой злобой, что Огонь в Алваре взлетал так, что, дай ему волю – костер бы был до самых звезд.

В этой борьбе минуло четыре долгих года. И если по первости Алвар еще думал, что Огонь покорится его упрямству и отступит, то потом просто смирился и понял, что обречен нести эту ношу, пока хванец не уберется прочь на свой проклятый остров. И так бы он и уверился в том, что ему стоит потерпеть несколько лет и их с хванцем дороги разойдутся навсегда, если бы не попался ему в руки древний свиток.

Алвар тогда заглянул в залу, в которую ход ему был под запретом. Впервые на его памяти дверь оказалась не заперта, и Алвар, перечитавший больше половины свитков за столько лет, не удержался, хоть понимал, что наказание неминуемо. В глубине души он даже хотел наказания: пусть бы хоть что-то отвлекло его от проклятой тоски, которая вот уже не первый год съедала все его силы и радость.

Алвар умел разбирать письмена на старокварском, брат Сумиран сам его учил. Так из старых свитков он узнал об истории монастыря, о стихиях, о Силе, не имеющей берегов, которая может тебя оставить, а может стать тебе вечным помощником. Верно, брат Сумиран понимал, что свитки, как ничто иное, научат Алвара осторожничать и позволят осознать, какой безграничной Силой наделили его боги. В них говорилось, что старейшина Савойского монастыря служит Святыне Огня до последнего вдоха. Алвар уже тогда понимал, отчего столь многому учит его мудрейший брат Сумиран. Пройдут годы, и примет Алвар на себя бразды правления монастырем, и поклянется стать частью Святыни и пойти по пути, отмеченному ей, до самого последнего вдоха. Он и не желал иной доли: чувствовал, что он – часть Огня, как и Огонь – часть его, потому что, сидя рядом с ритуальной чашей, касаясь священного, самого первого, Огня, он испытывал то, что, верно, мало кому доводилось испытать в своей жизни. Только в те минуты он жил и мог очистить свои мысли от наносного, мог не бояться, что невольно выпустит гнев – и где-то случится беда. В нем не было гнева – лишь яркий ослепительный свет. Он был безмерно счастлив и не помышлял об ином. До поры, пока не увидел тот свиток.

Так он узнал, что Святыня Огня не есть самая главная Святыня всех земель. Что она лишь часть чего-то большего. Такая же часть – Святыня Воздуха – хранилась на острове хванов. Только все, что Алвар к тому времени узнал о хванах, указывало на то, что они не обладали Силой Воздуха так, как все савойцы Силой Огня. Лишь их Главный жрец мог повелевать ветрами и слушать то, о чем они шепчут. Алвара удивило это открытие. Если Шар тоже лишь часть целого и ничуть не слабее савойской Святыни, то почему сами хваны слабее? Еще одна Святыня была у кваров, но, судя по тому, что Алвар узнал о кварских мальчишках, которых присылали в монастырь до Великой Смуты, умели те