Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

Из влажной темно-коричневой земли поднимаются пышные золотые соцветия и темные мясистые листья. Посреди этого яркого великолепия лежит светло-зеленый островок, на котором распускаются розовые и кроваво-красные цветы. Возможно, это розы, разобрать трудно. Когда я впервые пришел в Музей современного искусства в Стокгольме, я не обратил внимания на картину Эмиля Нольде «Цветочный сад в Утенварфе», которая висит в углу небольшого продолговатого зала с небесно-голубыми стенами. Да и потом я всегда проходил мимо. Эта небольшая работа, чуть меньше метра в поперечнике, не сразу бросается в глаза. Гораздо более заметны ее соседи. Справа висит «Марцелла» Эрнста Людвига Кирхнера (1909). На этом холсте изображена обнаженная девочка лет десяти с большим бантом в волосах. В 1905 году Кирхнер с несколькими коллегами основал в Дрездене группу «Мост». На следующий год к группе примкнул Нольде, но по сравнению с экспрессивным портретом Кирхнера поначалу кажется, будто «Цветочный сад» принадлежит другой, более ранней художественной эпохе. Картину вполне можно приписать кому-то из французских импрессионистов конца XIX века. В другом конце зала висят шесть рисунков немецкого художника и карикатуриста Георга Гросса — уличные зарисовки Берлина 1920-х годов: ветераны-инвалиды, изможденные рабочие, голодные люди с ввалившимися глазами и дымящие сигарами тучные буржуа. Нетрудно понять, почему нацисты терпеть не могли откровенные карикатуры Гросса и напористый, провокационный экспрессионизм Кирхнера. Гросс, который в придачу ко всему был еще и коммунистом[17], эмигрировал в США в том же году, когда нацисты пришли к власти. Кирхнера же изгнали из Прусской академии искусств, объявили «дегенеративным художником», а его работы были удалены из музеев, проданы, а частично уничтожены. Эти преследования стали одной из причин ухудшения психического состояния художника, и 15 июня 1938 года Кирхнер покончил с собой, пустив пулю прямо в сердце.

Висящий между трагическими образами Кирхнера и Гросса «Цветочный сад» Нольде будто пришел из другой эпохи. Но если приглядеться внимательней, в этой работе тоже замечаешь какую-то тревожность. Сад Нольде не похож на легкомысленные цветы Клода Моне. Мазок более энергичный, а гамма более мрачная. На заднем плане, словно темные тучи, вздымаются фиалки, похожие на цветную капусту. Цвета перенасыщены, сад, кажется, находится на грани загнивания.

Эмиль Нольде писал цветущие сады и раньше — еще до Первой мировой. Тогда его цветы были светлыми и солнечными. Когда после долгого перерыва Нольде снова начал писать садовые пейзажи на своей даче недалеко от границы с Данией, весь мир, да и сам Нольде, навсегда изменились. Шла война. Картины художника «переполняла тоска», как писал сам Нольде в своем дневнике. «Сад в Утенварфе», написанный в 1917 году, прекрасен и одновременно таит угрозу. Такие контрасты характерны для экспрессионизма, и в первую очередь для Нольде. В его работах всегда есть противостояние — тьма и свет, тепло и холод, мужчина и женщина, ангелы и демоны.

В случае с «Садом» эта противоречивость выражена не только внешне — она характерна и для судьбы картины. Я держу в руке каталог выставки Эмиля Нольде, купленный в стокгольмском букинистическом магазине за двести крон. Каталог был напечатан к выставке, которая открылась в Музее современного искусства в Стокгольме 14 января 1967 года — в год, когда художнику исполнилось бы сто лет.

Выставка охватывала все творчество Нольде, начиная с ранних ксилографий, ярких мифологических сцен из Нового Завета и кончая знаменитым циклом «Ненаписанные картины», который Нольде создавал тайком в годы Второй мировой войны, когда нацисты запретили ему писать. «Цветочный сад в Утенварфе» оказался в Стокгольме еще в 1964 году, когда директор Музея современного искусства Понтус Хюльтен взял картину в аренду у Романа Норберта Кеттерера — арт-дилера из швейцарского Лугано. После войны Кеттерер активно продвигал и перепродавал картины немецких «дегенеративных» художников. Во время выставки 1967 года аренда завершилась сделкой: Музей современного искусства приобрел картину за 162 150 крон. Продавец казался надежным, но провенанс картины оставался неясным: непонятно было, где она находилась во время Второй мировой войны. Однако в 1967 году это мало кого волновало.

* * *

В краткой биографии Нольде, включенной в каталог, я читаю, что «1052 произведения мастера были конфискованы из музеев». Ни один другой художник не пострадал от нацистской цензуры так, как Эмиль Нольде. Когда в июле 1937 года в Мюнхене открылась выставка «Дегенеративное искусство», работы Нольде заняли на ней главное место. Нацистской расовой эстетике в первую очередь претил его примитивизм. Во время путешествия на Новую Гвинею в 1914 году Нольде познакомился с искусством местного населения — это было событие, которое, по его собственным словам, перевернуло его жизнь. Нольде открыл для себя искусство более искреннее, неиспорченное и не испытавшее влияние современного мира и цивилизации. Нольде пытался и сам соприкоснуться с этим естественным состоянием. Он верил, что здесь ключ к рождению нового, мощного немецкого искусства, неподвластного французскому влиянию, которое Нольде презирал. С Новой Гвинеи он писал своему другу Гансу Феру:

Нацистов, которые, как и Нольде, хотели создать новое германское искусство, не устраивали ни интерес художника к примитивизму, ни его экспрессионистские средства выражения, столь непохожие на «классический» мелкобуржуазный художественный стиль, который нравился большинству членов НСДАП.

Эмилю Нольде запретили рисовать, писать и даже покупать бумагу, холст и краски. Запрет свидетельствует о том, что нацисты понимали, какой властью наделен художник. Вопреки запрету Нольде продолжал писать тайком. Сотни акварелей составили цикл «Ненаписанные картины».

После войны Эмиль Нольде вышел из подполья. Он получил звание профессора, приз Венецианской биеннале и высшую гражданскую награду Западной Германии — орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германией». Эмиль Нольде считался героем, борцом с фашизмом, самобытным, ярким художником, чьи образы обладают почти магической силой.

Но за яркими красками «Цветочного сада» скрывается кое-что гораздо менее привлекательное — некая серая зона, на которую исследователи часто не обращают внимания.

До того как Йозеф Геббельс начал гонения на экспрессионизм, в его гостиной висели акварели Нольде. Работы развесил там Альберт Шпеер, которому было поручено оформить квартиру министра пропаганды. Сам Шпеер считал акварели восхитительными.