Флэшмен под каблуком - Джордж Макдональд Фрейзер

Вы можете счесть это все благочестивой чушью, поскольку Элспет, скорее всего, покоилась в объятиях Соломона на «Королеве Сулу» и опасность ей угрожала в гораздо меньшей степени, нежели мне, но ничто не играет столь причудливых шуток с рассудком и логикой, как страх смерти. Быть может, окажись в ту ночь в Батанг-Лупаре Сократ, ему удалось бы привести мои мысли в порядок. А возможно, ничего у него и не вышло бы: я бы сунул ему в руку кольт и спихнул за борт с приказом драться как ч-т, разыскать попавшую в беду блондинку и дать мне знать, как только все успокоится. Но так, вынужденный полагаться исключительно на свой рассудок, я погрузился в сон.

* * *

[Выдержка из дневника миссис Флэшмен,

…августа 1844 г.]

Совершенно кошмарная ночь: жуткая духота и Насекомые – просто беда. Шум, производимый этими Туземцами, невыносим. С какой стати он колотят в свои Гонги после наступления темноты? Без сомнения, тут кроется некая Религиозная Причина; если так, она должна быть весьма серьезной. Спать не могу, даже в Чем Мать Родила, так сильны духота и барабанный шум в воздухе; удивительно даже, как я еще пишу эти строки – бумага совсем отсырела, чернила так и норовят расплыться.

Не видела дона С. с сегодняшнего утра, когда мне разрешили немного прогуляться по палубе и подышать свежим воздухом. Захватывающее зрелище почти заставило забыть о жалком моем положении. Запечатлела увиденное в Кратком Очерке и нескольких скромных набросках. Яркие Лесные Цветы превосходны, но Блекнут перед Экстравагантностью самих Туземцев. Сколько Роскошных и Пестрых галер, украшенных вымпелами и флагами, словно эти ваши Корсары, с Экипажами из Смуглых Людей, некоторые внешности весьма отталкивающей, другие – очень даже привлекательной. Пока я стояла на носу, одна из таких галер скользила по лону потока, подгоняемая веслами Темнокожих Аргонавтов, а на корме лодки сидел не иначе как Вождь: Высокий и Очень Элегантно Сложенный Юный Дикарь, облаченный в Отливающую Золотом саронгу и со множеством орнаментов на неприкрытых частях рук и ног. Воистину весьма Благородного Облика и для Туземца даже симпатичный, он приветствовал меня наклоном головы и мило улыбнулся, очень уважительно, но с Врожденным Достоинством. Он вовсе не Желтый, скорее с бледной кожей – такими я представляла себе Ацтекских Богов. Зовут его, как я выяснила из осторожного разговора с доном С., Шериф Сахиб, и из этого титула я могу предположить, что это нечто вроде Мирового Судьи.

Мне казалось, что он собирается подняться на наше судно, но дон С. ограничился разговором с ним с Трапа, что, признаюсь, стало для меня Разочарованием, ибо вождь показался мне Персоной довольно благородной – если можно говорить так о Язычнике – и мне хотелось сделать набросок с него, запечатлев, насколько возможно, Дикую Пышность его наряда.

Надо заметить, не все время я провела, праздно глазея по сторонам, но подмечала те вещи, которые упомянул лорд Фицрой Сомерсет, разговаривая со мной на Балу в Гвардии: производила аккуратный подсчет всех вооружений, которые видела, и подмечала диспозицию Вражеских Сил, по отдельности записывая количество больших пушек и кораблей или галер. Похоже, тут собралась целая туча этого народа, и на реке и на суше, что наполняет меня ужасом: как могу я питать надежду на освобождение? Но не буду переводить чернила на пустые жалобы.

Незначительное происшествие, о котором не сообщала ранее, напомнило мне о том, какая плохая я дочь. Среди зверей и птиц (с самым прекрасным оперением), что мне доводилось увидеть, была на одной из туземных лодок крайне забавная Обезьяна – ручная, как надо полагать. Крайне удивительный Паг, никогда не встречала ничего более похожего на Человека: ростом с невысокого мужчину и весь покрыт красной шерстью невообразимой Густоты. Морда его была Печальна, но глаза так блестели, и выражение было так похоже на обличье маленького серьезного старичка, что я сильно заинтересовалась, и его хозяева, видя мой интерес, устроили для меня представление, поскольку обезьяна наделена даром Подражания. Ему предложили добыть огонь так, как делают туземцы – потирая друг о друга палочки. Но увы, бедный Паг: палочки не загорались сами по себе, как должны были по его представлению! Он был совершенно унижен и Разозлен, и когда Разразился Недовольными воплями и в Сердцах бросил Палочки, как Никого Другого напомнил он мне милого Папочку, особенно манерой закатывать глаза! Мне казалось, что вот-вот с уст его сорвется: «ч-т их рраздерри!» Какая глупая фантазия – найти в этом Животном сходство с родителем, но он выглядел точь-в-точь как Папа во время приступа гнева! Это пробудило во мне столь Болезненные Воспоминания, что я не вынесла смотреть дольше.

Итак, снова моя Тюрьма и Предчувствия, которые я стараюсь отогнать прочь. Я живу, значит, надеюсь, и не должна поддаваться унынию!!! Дон С. по-прежнему внимателен, хотя я редко его вижу. Он сказал, что ту мою Обезьяну называют Лесной Человек. Заканчиваю день сей Молитвой к Отцу Нашему Небесному: о, Господи, пошли мне скорее моего Г.!

[Конец выдержки. Какая гнусная клевета на честного Родителя, который, каковы бы ни были его недостатки, заслуживает куда более доброго обращения со стороны Неблагодарного Дитя, обязанного ему столь многим!! – Г. де Р.]

Мне пришлось побывать в Патусане несколько лет спустя, и трудно поверить, насколько он изменился. Теперь за поворотом реки вас встречает окруженная пальмами сонная деревушка с бамбуковыми хижинами и навесами; копаются в грязи куры, женщины готовят еду, и единственный шум создают только детская возня да игры. Сколько бы я ни ходил, глядя с разных углов, так и не смог убедить себя, что тут по берегам шел частокол с пятью могучими бревенчатыми фортами, занимая обширное открытое пространство – джунгли тогда отстояли дальше. Даже река изменилась: сейчас она спокойная и широкая, тогда же была мелкой и узкой, гораздо более бурливой и стремительной. Даже небо кажется выше, и мир и покой царят там, где когда-то гремел ад, клубился пороховой дым, трещало дерево и река текла кровью.

Они поджидали нас за поворотом. Наш «Флегетон» и ракетные прао шли впереди, а «разведчики» прятались под кормовыми подзорами, выжидая момента. Хотя день давно наступил, реки не было видно: плотное покрывало тумана в ярд толщиной окутывало воду, мешая не только смотреть, но и слушать, так что даже удары колеса «Флегетона» доносились до нас лишь приглушенным плеском, не говоря уж про весла, раз за разом погружающиеся в белую пелену.

И тут ярдах в пятидесяти от нас, едва возвышаясь над туманом, обнаруживается мощный бревенчатый бон, а за ним открывается зрелище, от которого кровь стынет в жилах: от берега до берега тянется линия больших боевых прао, переполненных вооруженными людьми. На мачтах реют вымпелы, раскачиваются на веревках черепа. Заметив нас, враги дико закричали, зазвенели боевые гонги, и вся эта дь-ская орда принялась потрясать кулаками и оружием. Крик был подхвачен на огороженном частоколом правом берегу и фортах позади него. Потом орудия фортов и баковые пушки прао окутались дымом, и в воздухе засвистели ядра. Они пролетали над головой, вздымали на окутанной туманом реке фонтаны или с треском врезались в борта наших суденышек. Ракетные прао открыли ответный огонь, минуту спустя небо оказалось расчерчено белесыми полосами, и строй пиратов заколебался под разрывами «конгривов». Сполохи на палубе, клубы огня и дыма, люди, прыгающие в воду; потом их орудия взревели вновь, обращая сужающееся русло в ревущий ад.