Эхо - Дун Си

я рассказываю о случившемся твоему начальнику, чтобы он отправил тебя в отпуск.

– Если ты посмеешь препятствовать мне в раскрытии дела, я тут же оформлю с тобой развод.

– Ради твоего физического и психического здоровья я готов пожертвовать нашим браком.

Она вдруг холодно усмехнулась и сказала:

– Если хочешь поскорее развестись, так и скажи об этом прямо и не нужно ничего придумывать. К тому же я совершенно не против тебе помочь.

– Не надо переворачивать все с ног на голову. Когда речь идет о жизни и смерти, я отношусь к этому более чем серьезно.

Она понимала, что значит это его «серьезно». Иной раз, чтобы выяснить, откуда произошло какое-нибудь слово или выражение, Му Дафу мог перелопатить целый ворох толстенных книг. Как-то раз устроив в ресторане дискуссию с профессором Ху на тему «Что круче – модернизм или постмодернизм», он рассорился с ним вдрызг, в результате их двадцатилетней дружбе, не выдержавшей испытания приставкой «пост-», пришел конец. Дело в том, что, по мнению профессора Ху, любая литература, несущая приставку «пост-», не представляет никакой ценности и лишена всякой структуры. Однако Му Дафу, который с подросткового возраста обожал критиковать все и вся, не мог допустить, чтобы профессор Ху так бесцеремонно принижал приставку «пост-». Вполне возможно, что с его стороны это было всего лишь желанием поспорить, но едва он начинал продвигать свою точку зрения, как становился похож на льва, защищающего охотничьи владения, – и все это ради того, чтобы лишний раз показать, что наукой он занимается не абы как, а всерьез.

– А можно все-таки отложить поход к психологу до момента, когда я поймаю убийцу?

– Тогда не удивляйся, что я все про тебя расскажу.

На следующее утро после того, как они вместе отвели Хуаньюй в школу, Жань Дундун хотела было ускользнуть по своим делам, но Му Дафу ее остановил.

– Ты забыла вчерашний разговор?

– Неужели ты это серьезно?

– Я даже наш брак поставил на кон, это, по-твоему, несерьезно?

Немного помедлив, она нехотя забралась в его машину. По дороге оба молчали, он беспокоился о ее здоровье, а она, похоже, дулась на него и обдумывала ответный шаг. Вскоре они подъехали к четырехэтажному зданию из серого кирпича, стоявшему в переулке Пубэньсян на улице Дасюэлу. Подняв голову, она увидела табличку: «Кабинет психологической помощи „Миг“». Хотя морально к встрече с психологом она была готова, тем не менее все ее нутро этому сопротивлялось.

– Ты и правда считаешь меня психопаткой?

– Не бойся. Если это не так, то почему бы тебе просто не зайти?

– Я вооруженных преступников ловила, меня таким не испугаешь.

Она небрежно открыла ворота и прошла внутрь, Му Дафу не отставал. Они попали в небольшой дворик, по которому извивалась дорожка из крупной гальки. Она по привычке перешла на крадущийся шаг, словно боясь вспугнуть жертву. Подойдя к дверям располагавшегося на первом этаже кабинета, она остановилась и сделала глубокий вздох. Он нажал на звонок, тут же раздалась приятная трель какой-то знакомой мелодии. К ним вышел доктор Цзинь и пригласил внутрь. Му Дафу попытался было представить доктору свою супругу, но не успел он раскрыть рта, как доктор его прервал: «Не нужно говорить за других, позвольте ей представиться самой». Тогда Му Дафу сконфуженно поднялся и на цыпочках вышел из кабинета.

Спустя час Жань Дундун вышла. Му Дафу заметил, как она приободрилась, казалось, что ей впрыснули куриную кровь. Заметив такие приятные перемены, он втайне обрадовался, решив, что консультация произвела должный эффект. Проводив ее до работы, сам он тут же вернулся – чтобы переговорить с доктором Цзинем. Тот рассказал, что логических нарушений в мышлении Жань Дундун он не заметил, говорила она тоже вполне складно, так что никаких психических проблем, озвученных Му Дафу, он не обнаружил. Му Дафу призадумался: «Ведь мне точно известно, что ночью Жань Дундун плакала и даже резала себе вены, разве это не доказательство психических проблем? Как так происходит, что всякий раз она может доказать, что с ней все в порядке? Неужели это я параноик?»

– А о чем вы с ней разговаривали? – полюбопытствовал он.

– Первые полчаса она рассказывала мне про У Вэньчао, потом стала спрашивать о его психических отклонениях. Я пояснил, что У Вэньчао, будучи ужасно одиноким, испытывает острую нехватку в любви, он жаждет любви, особенно материнской. Тогда она спросила, можно ли использовать эту слабость, чтобы его поймать. Я ответил, что теоретически это возможно.

– Вы же плясали под ее дудку.

– У меня на приеме нет разницы, о чем разговаривать, в конце концов, даже говоря о других, человек рассказывает о себе. Она так же одинока, как и У Вэньчао, хотя внешне кажется, что она окружена любовью.

– Доктор Цзинь, вы утверждаете, что тот, кого вымочили в меду, не сладок, что редька, маринованная в соли, не соленая, что тот, кто до рассвета не смыкает глаз, не страдает бессонницей. Я глубоко сомневаюсь в ваших профессиональных качествах.

Доктор Цзинь лишь слегка улыбнулся. И эта его улыбка показалась Му Дафу очень даже профессиональной, это была наигранная улыбка, пропитанная гневом и презрением. Му Дафу стало очень неприятно, как будто бы кто-то усомнился в его умственных способностях.

Спустя полчаса, уже на обратном пути, пережидая красный сигнал светофора, Му Дафу пробормотал себе под нос: «Может, я слишком эмоциональный?»

46

Прежде чем встретиться с Шао Тяньвэем, Му Дафу устроил в своем кабинете так называемую практику семи шагов. Он прибегал к ней всякий раз, когда сталкивался с чем-то неразрешимым, а вдохновила его на это известная история о том, как древнекитайский поэт Цао Чжи под угрозой смерти сложил стих, сделав ровно семь шагов. Му Дафу полагал, что такой способ прекрасно подходит и для прояснения самых безвыходных ситуаций, тем более что скорость исполнения этих шагов целиком и полностью зависела от него. Иной раз ему казалось, что он уже нашел выход из положения, но уже в следующую секунду, занося ногу для очередного шага, вдруг начинал сомневаться и тогда быстренько возвращал ее на место. Бывало и такое, что он становился в своеобразную циркульную стойку, широко раздвинув ноги, чем напоминал тетку Ян из рассказа Лу Синя «Родина», в этом положении он замирал до тех пор, пока у него не созревала определенная мысль, после чего делал еще один шаг. Жань Дундун, частенько наблюдавшая его в этих забавных позах, поначалу думала, что он занимается гимнастикой, это потом уже она сообразила, что у него «семишаговое расстройство».

Проделав наконец эти заветные семь шагов, он прихватил с собой три иностранных детективных романа и направился с визитом к Шао Тяньвэю. Вручая ему книжки, он заметил:

– На первый взгляд кажется, что речь в них идет сугубо о раскрытии преступления, но на самом деле там раскрываются тонкости человеческой психики, в этом смысле их можно назвать «гениальными». Благодаря этим книгам вашей напарнице, сестрице Жань, в раскрытии дел нет равных.

Шао Тяньвэй с воодушевлением принял книжки, жалея, что не может немедля приобщиться к чтению. Однако Му Дафу уже успел присесть и, судя по всему, в ближайшее время уходить явно не собирался. Шао Тяньвэю пришлось, натянув улыбку, привечать гостя. Му Дафу начал разговор издалека: сперва спросил про арендную плату его съемной квартиры, потом поинтересовался, не завел ли Шао Тяньвэй подружку, потом осведомился про жизнь в его родных краях, справился о здоровье родителей, а еще не забыл посетовать на ужасную жару; порассуждал о профессиональной этике, дал советы касательно выбора будущей жены… Пока Му Дафу перескакивал с пятого на десятое, у Шао Тяньвэя закружилась голова, он едва поспевал за ходом его мыслей. Шао Тяньвэй понимал, что на самом деле Му Дафу пришел с определенной целью, все