Семь видений богатыря Родиполка - Анастасия РУТТ

понял уже, что разговор их будет нескладный да не ладный. Силуан-то все взгляд свой отводил да глаза прятал. Молчал. «Видно, не знает, как начать. Не к добру то», — подумал Родиполк.

— Разговор-то у меня к тебе, потому и вызвал, — начал тот, понимая, что все равно сказать придется. — Ехать-то тебе надо, — мягко сказал он, словно убеждал Родиполка, чтобы тот не противился. Видя молчание младого богатыря, продолжил: — Отсылаю тебя под управу дядек твоих Доброжита да Могуты. Недобро тебе тут будет, — уговаривал дядька, — коли останешься. Бояре-то слыхивали, как ты про реку Вольнову князю говорил да про брата его. Да, поди, уже доложили князьям, а там и своего добавили. Я-то знаю, княже-батюшка Венислав сказывал, что княже Баграт на тебя серчалый, извести хочет да все подступиться не может, в обереге ты был, в обереге. А теперь-то уж он подступится, окаянный. Но того ему не будет! Не силен он, слаб-то духом, слаб… Я письмена тебе дам, а ты уж Могуте их отдашь. Он приветливый, ласковый, окромя того, знаю я, что Могута — сродник твой, отказ тебе не сделает. Он-то тебя и примет.

Родиполк на то смолчал: негоже о своем говорить, что на духе-то есть. Да и Силуану перечить не надобно, ведь с любовию же, с добром. Дядька молчание его принял за согласие, да и выдохнул радостно, что не противится словам его младой богатырь. На стол еду поставили да миски. Силуан Родиполку хлеба отломал да своею ложкою поперед себя щи накладывал. «Батюшкою мне был бы, но судьба-Вехоч отводит…» Родиполк съел все, негоже хозяев обижать. Силуан-то свои усы поглаживал да с улыбкою глаза щурил, довольный тем, что Родиполку все по нраву. Дядька позвал писаря, тот все написал. Одно для Могуты, а другое для Доброжита.

— Ты с отъездом не мешкай, — наставлял Силуан, — дня за одва поезжай.

Родиполк стерпел все да послушал дядьку Силуана, не перечил тому.

Младой богатырь вернулся в свою опочивальню. Опоследний раз он здесь ноченьку проводит. Не спалось ему, тяжко было. Думал он о князе Солнцевороте да брате его Счастиславе. Как они друг друга-то закололи, ведь нашли их мечами проткнутыми. Ненависть-то брата сжигала, зависть да злоба его, да так сжигала, что удумал он так на род свой пойти.

— Али надобно то княжество, чтобы род свой изгубить? — спрашивал себя Родиполк. — Не надобно-то оно. То и мне того не надо, князем-то быть. Потому и отказ дали мои дядьки Доброжит да Могута, по деду Светославу, отказ от княжества. То даже и ладно, что я к ним поеду да подле них буду. Богатырем буду с духом сильным.

Глава 8

Новые знамения богатыря

Рано утром, когда зорька только поднималась и отражалась в капельках прозрачной росы, Родиполк, снарядив коня, выехал к славным богатырям. Сперва проехал через весь град по берегу реки Вольновой и, повернув в правый бок, мимо темно-коричневой вспаханной земли, поехал прямо. Скоро будут Радоницу ладить, для нового урожая оберег делать. Молодые парни-косари прошлогодние золотистые колоски вынесут да в полотенца обережные девкам положат. А те уж обернут их плотно да каждое в сноп большой поставят, а главный-то выйдет да пестрой лентой сноп этот перевяжет. И будет этот сноп обережный до самой Прощальной стоять, урожай оберегать. Чтоб матушка-земля да солнце-Ярило от урожая не отвернулись, а питали его да растили.

У полей тонкой полосой росли ровные да стройные березки. Иногда между девушками-березками стоял высокий тополь-молодец, словно закрывая да оберегая своих подружек. Весенний день казался теплым, солнце светило ясно и ярко. Кое-где между деревьями остались еще бело-серые островки снега и льда, доживали они свои опоследние дни. Родиполк то все осматривал, отрываясь от своих натужных дум. Все он думал о себе да о пользе своей. Но то не тешило его, а радость была горька. Ехать ему было долго, одва месяца, а то и более. Родиполк проезжал новые грады разные, малые да большие. Овогда ночлежку видел да спал там, а овогда и к людям просился. Стелили ему более в клетях али в сенях, в избы-то не пущали. Боязлив стал людь, неприветлив, но отказу не давали, еще пуще боялись. Но то Родиполку все равно было, ведь когда-то его и из родной избы в сени вывели, а в других-то и подавно. Ехал он да видел людь всякий, народы разные. Занимались они все делами весенними, пахотными.

К опервому богатырь решил, как и сказывал Силуан, поехать к славному богатырю Могуте. Как и Доброжит, он ему был дядька по деду Светославу.

Терем богатыря Могуты, как и он сам, знатный да большой, издалече виден был. Не боялся богатырь врагов, а потому терем тот да избы малые прислужников, что рядом стояли, без огорожи были. Сам терем тот высокий, княжеский. Во дворике том, подле крыльца, скамья стояла длинна, покрыта ковром алым.

Сам богатырь Могута встретил Родиполка на длинной скамье у своего терема с отремя ярусами. Могута глаза свои голубые сощурил да в сильны руки меч взял.

— Ну, богатырь младой, то своим мечом поборешься со мною, — с вызовом сказал он Родиполку.

Тот соскочил с лошади да, вынув меч свой малый, стал ожидать нападения. Но Могута-то тоже стоял да ожидал его удара. Простояли они так с полчаса, да Могута, не выдержав, положил меч на скамью, а самого Родиполка обнял. Повел он его в свой терем как дорого гостя. Их встретила Краса, жена Могуты. Краса поклонилась Родиполку так мягко да плавно, что у Родиполка дух перехватило от восхищения. Родиполк все на нее смотреть боялся, на такую красу яркую. Боялся он, чтобы она своею красою голову младую его не затуманила да в омут не потянула. А краса-то у нее была настоящая, русичей, княжеска. От красоты такой голова кружится да сердце стучит. Она поставила на стол большой круглый хлеб, под него положила расшитое багрянцем полотенце. Родиполк-то этот обычай знал. Полотенце-то расшитое надобно, чтобы руки Родиполк утер, а обтерши, уже не сможет он худого дела сделать. А кто хлеб съел вместе с хозяевами, тот уже не сможет и худого надумать. Могута поставил хлеб посреди стола как главное кушанье. А после сел на скамью за стол, ожидая, что ж будет делать гость. Родиполк взял расшитое багрянцем полотенце да с поклоном отдал хозяйке Красе. Она с нежною улыбкою приняла то да повела его на двор, умыть лицо да обтереть руки. Посреди двора стояла большая деревянная кадушка с круглым глубоким ковшом. Она-то на руки ему