Разбойник - Керриган Берн

Прошлой ночью муж припал своим порочным ртом к ее лону, доставив ей невообразимое удовольствие. Сможет ли она сделать то же самое с ним? Что, если она прижмет губы к его отвердевшему естеству? Что почувствует он?

Повернув голову, Фара прикоснулась щекой к слегка потертой ткани и почувствовала жар его плоти под ней.

– Фара! – предостерегающе прорычал Блэквелл.

– Что? – Фара выдохнула, ее грудь неожиданно напряглась, наполненная до краев предвкушением, ее лоно увлажнилось от желания.

– Я принес вам чай и закуски! – объявил Мердок, распахивая дверь с мостика, соединяющего вагоны, и впуская в их вагон порыв холодного вечернего воздуха. – Они берут за это плату как за первый класс, но коли это так, я готов съесть собственную шляпу! – заявил он, пинком захлопывая дверь позади себя. – Радуйтесь, что Фрэнк остался дома, а то он был бы в ужасе.

– Мистер Мердок! – к собственному удивлению, Фара резко встала и почти прижалась грудью к торсу мужа, который поспешил отступить назад.

Если Дориан Блэквелл и мог выглядеть виноватым, то только в этот самый момент.

Мердок задержал на нем взгляд чуть дольше, чем требовалось.

– Кажется, я… чему-то помешал…

Вглядываясь в таинственное лицо мужа, Фара искала надежду вернуться в недавнее мгновение, но он снова нацепил свою привычную маску, и она разочарованно вздохнула.

– Ничуть, Мердок, чай – это замечательно. – Она повернулась к мужу. – Присоединишься к нам?

Посмотрев на изящный столик с еще более изящными стульями, Блэквелл нахмурился. Если они будут пить чай втроем, то им придется сесть очень близко.

– Мне надо привести в порядок кое-какие бумаги и дела, прежде чем мы прибудем в Лондон. – Он оставил их пить чай, а сам направился к своему плюшевому трону, игнорируя их так успешно, словно захлопнул за собой невидимую дверь.

Фара смотрела на его отступление страдающими глазами. Неужели он смог полностью отключить реакцию своего тела на жену? Неужели он всегда будет оставлять ее такой неудовлетворенной?

Впрочем, чай и беседа с Мердоком стали приятной переменой в беспрестанном напряжении общества ее мужа. Они болтали о приятных вещах: о книгах, театре, Стрэнде. Фара невольно украдкой поглядывала на Блэквелла, который что-то писал, сидя за передвижным столом, склонившись над бухгалтерскими книгами и ломая печати на важных на вид документах. Если он и слушал их разговор, то не подавал виду.

После чая Фара с Мердоком уселись играть в карты, потешаясь над забавными историями из Ярда и еще над более нелепыми происшествиями в кафе Пьера де Голя, расположенном под ее квартирой. После одного из ее оживленных рассказов о соперничестве парижского художника и английского поэта за весьма известную русскую балерину Мердок поднял руку, призывая Фару остановиться, и вытер слезы смеха в уголках глаз.

Они немного пришли в себя, и Мердок встал, чтобы налить им по бокалу вина.

– Могу я спросить у вас кое о чем, что мы все хотели бы знать, миледи?

Рука Фары, поднесшая бокал с вином к ее губам, застыла в воздухе.

– Я пока еще не леди, Мердок, но вы можете спрашивать меня о чем хотите. Я – открытая книга.

«В отличие от некоторых», – подумала она, скользнув взглядом по изогнутой, жилистой шее Дориана. Несмотря на то чем они занимались прошлой ночью, он все еще оставался для нее загадкой. Из всей его плоти она увидела только его лицо и горло, да и то мельком. Под слоями его одежды скрывалась мощная мужская фигура. Появится ли у нее когда-нибудь шанс взглянуть на нее?

Мердок уселся с бокалом в руке и посмотрел на свои карты.

– Где ты была, детка?

Фара помолчала, покатав по рту сладкое красное вино, прежде чем проглотить его, и пытаясь отвлечься от мыслей о муже. Господи, привыкнет ли она когда-нибудь к этому слову?

– Что вы имеете в виду?

– Ты уехала из приюта семнадцать лет назад, – напомнил Мердок. – Куда ты направилась? Чем занималась, чтобы заработать на жизнь?

Кулак Дориана, с грохотом обрушившийся на стол, заставил обоих подскочить с места.

– Мердок! – прорычал он.

– Только не притворяйтесь, что вы не умираете от желания услышать ответы на эти вопросы! – Мердок, вероятно, был единственным человеком на свете, который мог пренебрежительно махнуть рукой в сторону Черного Сердца из Бен-Мора и не лишиться ее за это.

– А вам в голову не пришло, что это может быть чем-то, о чем ей невыносимо рассказывать или что вам будет невыносимо слушать? – прогремел сквозь стиснутые зубы низкий голос ее мужа.

– Да нет, все нормально, – проговорила Фара, ставя бокал на стол. – Это история не слишком увлекательна и не слишком травматична. Я не против того, чтобы поведать ее.

– Я в этом не участвую, – заявил Дориан, не поднимая глаз от стола.

– Тогда порадуй меня, детка. Как получилось, что дочь графа пришла работать в Скотленд-Ярд? – поинтересовался Мердок.

Фара устремила взгляд на вино приятного сливового цвета в изящном хрустальном бокале. Она давным-давно не вспоминала те ужасные, полные тоски недели после того, как забрали Дугана.

– От сестры Маргарет я узнала, что Дугана отвезли в Форт-Уильям. В тот же день мне также стало известно, что она сообщила о моей… привязанности к Дугану мистеру Уоррингтону, и тот уже отправился в путь, чтобы забрать меня из приюта.

– И ты сбежала?

Фара усмехнулась.

– В некоторой степени. Я была настолько мала, что смогла спрятаться за сундуком, привязанным к багажной полке в задней части кареты мистера Уоррингтона. Как только меня перестали искать, я проехала там прямиком до Форт-Уильяма, правда, то путешествие было куда менее комфортабельное, чем нынешнее.

Мердок улыбнулся.

– Негодяй и не догадывался, что ты была в его собственной карете! Умница, детка!

Чокнувшись с бокалом, который протянул ей Мердок, Фара криво улыбнулась.

– Да, но когда я добралась до Форт-Уильяма, Дугана уже отправили в тюрьму в южной части Глазго, которая называется Бург. Поэтому я продолжила путь в почтовой карете из Форта-Уильяма в Глазго.

– И тебя не поймали в дороге? – спросил Мердок.

– Конечно, поймали. – Фара рассмеялась. – Я была злостным зайцем. Но я сказала поймавшему меня почтальону, что меня зовут Фара Маккензи, что мы с братом сироты и мне нужно отыскать его в Глазго. Тот человек сжалился надо мной, купил мне еды, позволил сесть впереди и продремать под одеялом оставшуюся часть пути до Глазго.

Блэквелл фыркнул в своем конце вагона.

– Тебе повезло, что он повел себя так.

– Теперь я это понимаю, – согласилась Фара. – Я тогда была ужасно наивной.

– Мне даже не верится, что ты была настолько глупа, чтобы сбежать в одиночку, – мрачно добавил Блэквелл, бросая на стол письмо. – Это просто чудо, что…