Мексиканская готика - Сильвия Морено-Гарсия

Фрэнсис был похож и не похож на своего кузена. Вирджиль казался крепким и сильным, а Фрэнсис был худощавым, с тонкими нервными руками. Вирджиль был жесток и отстранен одновременно, а Фрэнсис полон доброты. Но кто знает, не притворяется ли он. Ничто в этом месте не было тем, чем казалось. Дом, окутанный злыми тайнами…

Ноэми коснулась затылка, вспомнив, как Вирджиль запрокидывал ей голову, тянув за волосы.

Фрэнсис крутил в руке стеклянную крышку. Непонятно было, обидели его слова Ноэми или нет. Прошла целая вечность, прежде чем он заговорил:

– Существует такой гриб: Massospora cicadina. Я читал про него статью в журнале. Этот гриб паразитирует на цикадах, обостряя, а подчас и изменяя их чувства. В журнале говорилось, что цикады, зараженные Massospora cicadina, все еще поют, хотя их тело изъедено грибом. Поют, зовут пару, уже полумертвые. Представляешь? – Он вскинул на нее глаза. – Ты была права, когда говорила о выборе. У меня есть выбор. Не хочу закончить жизнь, притворяясь, что все хорошо.

– Пока у тебя получалось притворяться, – покачала головой Ноэми.

– Да. Но теперь здесь ты, и я больше не могу притворяться.

Она молча смотрела, как он наливает настойку в ложку, затем проглотила порцию. Настойка была горькой. Фрэнсис протянул ей салфетку, лежавшую рядом с тарелкой, и Ноэми вытерла губы.

Фрэнсис убрал склянку в карман и взял поднос, собираясь уйти. Она коснулась его руки, и он замер.

– Спасибо.

– Не благодари, – ответил он. – Мне стоило рассказать обо всем раньше, но я трус.

Ноэми откинула голову на подушки и позволила дремоте овладеть ею. Спустя некоторое время она услышала шелест ткани. В ногах кровати сидела Рут и смотрела на пол.

Не Рут… Воспоминание? Ноэми теперь понимала, что разум Рут все еще жил во Мраке, в трещинах, в покрытых плесенью стенах… Это он приказывал ей открыть глаза. Должно быть, под обоями прячется разум других людей, но не таких сильных, как Рут. Правда, то золотое свечение… Ноэми все еще не могла определить, что это было. Не Рут, нет.

– Ты слышишь меня? – спросила Ноэми. – Или ты подобна заезженным дорожкам на виниловой пластинке?

Она не боялась Рут. Та была обиженной юной женщиной. В других обстоятельствах они могли бы подружиться.

– Мне не жаль, – сказала Рут.

– Меня зовут Ноэми. Я тебя и раньше видела, но не уверена, что ты понимаешь меня.

– Не жаль.

Ноэми сомневалась, что девушка скажет что-то еще, но внезапно Рут подняла голову и уставилась на нее:

– Мама не может… не станет защищать тебя. Никто не защитит тебя.

«Твоя мама мертва, – подумала Ноэми. – Ты убила ее». Но она сомневалась, что был смысл напоминать Рут о таких вещах. Она протянула руку и коснулась плеча девушки. Рут казалась настоящей.

– Ты должна убить его. Отец никогда не отпустит тебя. Это моя ошибка. Я все сделала неправильно. – Девушка покачала головой.

– А как нужно было сделать? – спросила Ноэми.

– Я все сделала неправильно. Он бог! Он бог!

Девушка прижала обе руки ко рту и начала раскачиваться взад и вперед. Ноэми попыталась обнять ее, но Рут бросилась на пол и сжалась, все еще прижимая ладони ко рту. Ноэми встала на колени рядом с ней.

– Рут, не плачь, – сказала она, но по щекам Рут полились черные слезы, а изо рта и носа полилась желчь.

Рут начала раздирать себя ногтями, хрипло крича.

Ноэми отпрянула и врезалась в кровать.

Рут скребла пол, загоняя щепки под ногти.

Ноэми сцепила зубы от страха, и ей тоже захотелось плакать, но потом она вспомнила мантру.

– Открой глаза, – сказала Ноэми самой себе.

Так она и поступила. Открыла глаза и оказалась одна в темной комнате.

Снова шел дождь. Она встала и подошла к окну. Далекий грохот грома заставил ее занервничать. Где браслет? Браслет против сглаза? Но теперь он не поможет…

В ящике ночного столика она нашла пачку сигарет и зажигалку. Они все еще были здесь.

Ноэми щелкнула зажигалкой и стала смотреть на пламя. Потом выключила ее и вернула в ящик.

Фрэнсис вернулся на следующее утро, жестами показал, что можно есть, и дал еще одну порцию настойки. Вечером он снова пришел и сказал, что после ужина их ждет Вирджиль. Она поела, Фрэнсис взял лампу и повел ее в библиотеку. В коридоре было слишком темно, чтобы рассмотреть портреты, висящие на стенах, но Ноэми хотелось остановиться и еще раз взглянуть на портрет Рут. Это был импульс, рожденный состраданием. Рут была такой же узницей, как и она сама.

Когда Фрэнсис открыл дверь в библиотеку, Ноэми поразил неприятный запах заплесневевших книг. Она поймала себя на мысли, что вроде бы привыкла к нему и почти не замечала в последние дни. Что изменилось? Может быть, настойка подействовала?

Вирджиль сидел в кабинете за письменным столом. Полумрак делал его лицо совершенно белым. Не лицо, а маска. Тело напряжено, как у сидящего в засаде дикого зверя, пальцы переплетены.

Заметив их, он по-голливудски улыбнулся.

– Кажется, тебе лучше, – сказал он, обращаясь к Ноэми.

Не удостоив его ответом, девушка села в кресло перед столом, а Фрэнсис встал за ее спиной.

– Я попросил вас прийти, поскольку нам надо прояснить несколько моментов. Фрэнсис говорит, что ты понимаешь ситуацию и собираешься сотрудничать. – Кресло под Вирджилем скрипнуло.

– Если ты имеешь в виду мое понимание того, что я не могу покинуть этот ужасный дом, то да. К сожалению, у меня нет выбора.

– Не драматизируй, Ноэми, как только дом узнает тебя получше, ты почувствуешь себя комфортно. Вопрос в том, собираешься ли ты стать для нас проблемой, или по доброй воле присоединишься к семье?

Висевшие на стене оленьи головы отбрасывали длинные тени.

– По доброй воле… – усмехнулась Ноэми. – А что, есть другие варианты? Кажется, нет. Я выбрала жить, если ты это хочешь услышать. Не хочу закончить в яме, как бедные шахтеры.

– Мы не кидали их в яму. Они все похоронены на кладбище. Так или иначе они должны были умереть. Нужно делать землю плодородной.

– Перегной, да?

– Ноэми, это были истощенные крестьяне, кишащие вшами. Они все равно умерли бы.

– Твоя первая жена тоже была крестьянкой, кишащей вшами? Ты использовал ее, а потом она удобрила почву, так?

Она гадала, присутствует ли фотография дочери Камминза в иконостасе Дойлов. Кажется, да. Несчастная молодая женщина со вскинутым подбородком, пытающаяся улыбаться на камеру.

Вирджиль пожал плечами:

– Ты сама знаешь, что нет. Но она все равно не подходила, и я не могу сказать, что скучаю по ней.