Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

были даже усилены. Русские приготовились к тому, что со стороны союзников будет произведено энергичное наступление на их владения на Кавказе. Но как только высадка в Крыму переубедила их в этом, они переменили, как мы увидим, расположение своих войск на Кавказе.

Можно представить себе удивление и ликование абазов, когда они увидели страшного и неуловимого врага бегущим без сопротивления. Они нападали на оставленные крепости. Поспешность, с которой русские должны были садиться на суда, вынудила их оставить много необходимых предметов, которые они не имели даже времени уничтожить. Большая часть тяжелых железных крепостных орудий не могла быть погружена на суда, поэтому орудия были всевозможным образом приведены в негодность, а лафеты сожжены. Нужно полагать, что абазы начисто разграбили крепости. Они не пренебрегли ни одним куском обработанного дерева, ни одним гвоздем в стене. В скором времени оставленные крепости превратились в кучу развалин; но заполнять рвы и сносить валы было для адыгов слишком тяжелой работой, поэтому враг нашел после войны опять повсюду готовые позиции.

Между тем новый генерал-губернатор Черкесии в сопровождении Безед-паши, со штабом, составленным из турок, черкесов и венгерских ренегатов, высадился в Сухум-Кале. Отряд турецких войск содействовал высадке и занял оставленные русскими город и крепость. Что хотел делать Сефер-паша в Сухум-Кале, он сам хорошо не знал. Впрочем, он был очень доволен своей персоной.

Он сделался пашой, получал большое жалованье, имел солдат для своей охраны и слуг для набивания трубок; пока он имел, следовательно, все, о чем мог только мечтать, о дальнейшем же предоставлял заботиться господу богу.

По идее турецкого военного министра, Сухум-Кале должен был служить базой для диверсии против Тифлиса. Мохамед-Алипаша был одним из тех, которые упорно верили в общее восстание Кавказа в пользу султана. Он смотрел поэтому на выступление могущественного Зан-оглы Сефер-паши с 100 000 человек против Тифлиса, как на решенное дело. Предоставим, однако, старому Сеферу в Сухум-Кале думать об использовании обещаний, данных им Порте, и посмотрим, что произошло между тем в Адыгской стране с начала войны.

Как только форты по абазскому побережью были оставлены русскими и открылось сообщение с Турцией, появились различные турецкие и арабские прокламации, доставлявшиеся большей частью черкесскими уорками из Константинополя, в которых объявлялось о вступлении султана во владение Абазией, а народ призывался к повиновению и верности. Уорки привезли, кроме того, множество писем с призывами к адыгам воздержаться от повиновения и вообще от каких-нибудь проявлений дружеских или зависимых отношений к Мохамед-Эмину, потому что он враг падишаха, в противном случае могущественный султан, который повелел изгнать русских, опять даст им позволение идти войной против страны абазов. В Шапсугии и Убыхии, жителей которых всегда раздражало рвение наиба в деле обращения их в магометанство, этого было достаточно для того, чтобы совершенно подорвать его еще слабый авторитет.

В несколько дней была опрокинута с таким трудом введенная административная система, мехкеме были сожжены, начальники изгнаны, кадии и муртазики должны были разойтись по домам. Но на этом горцы не остановились. Так как русские теперь отступили, то оказался не нужен более и пророк Магомет. Во многих местностях, особенно в горах, жители сожгли поэтому мечети и восстановили опять старые кресты.

В Абадзехии остатки черкесских дворян, лишенных наибом их привилегий, старались возмутить народ против него, прилагая все усилия к тому, чтобы народ считал его врагом властителя правоверных. Но узы, которые в Абадзехии связывали народ с наибом, были слишком сильны и многообразны, чтобы это могло удасться. Почти весь народ объявил, что не согласится в угоду султану или кому-нибудь другому покинуть наиба.

Безед-паша отправился на свой пост в Убыхию. Бедный молодой человек, который в блестящем турецком рабстве забыл язык своего отечества, не знал даже, с чего ему начать. Он не имел ни денег, ни войска, а только несколько офицеров и слуг для сопровождения. В первое время, пока он имел еще некоторые средства, он был принят довольно хорошо; но когда ему нечего было больше давать и он начал разговаривать тоном паши, то абазы начали смеяться ему в лицо и объявили ему, что хотя его султан так могуществен, что может из рабов делать пашей, однако он не достаточно силен для того, чтобы отдать их под начальство их бывшего раба; ему привели также в насмешку двух мальчиков-рабов, в которых он узнал своих братьев, и предложили их выкупить. Безед-паша скоро утратил свои иллюзии; он заметил, что и Сефер-паша, который очень неохотно терпел вблизи себя любимца великого визиря, также интриговал против него. Когда он убедился, что ничего не в состоянии сделать в стране, то сел однажды на корабль и возвратился в Константинополь, куда привез известия Порте, что абазы – никуда не годный народ, из которого ничего нельзя сделать и который не заслуживает того, чтобы правительство заботилось о нем.

Хаджи-Измаил-паша – турецкий купец, который был назначен губернатором Шапсугии, знал страну очень хорошо и обладал слишком большим тактом, чтобы бесполезно компрометировать себя и серьезно отнестись к своему положению. Он держался поэтому в стороне, выжидая дальнейших шагов оттоманского правительства.

Интервенция Порты в Абазии имела, следовательно, только те последствия, что порядок в Абадзехии был поколеблен, а в Убыхии и Шапсугии – совершенно уничтожен.

Сефер-паша после своего прибытия в Сухум-Кале послал приглашение наибу, князю Александру и тамадам всех абазских племен на общий народный совет. Против всех ожиданий наиб Мохамед-Эмин был одним из первых, кто прибыл и приветствовал заместителя султана. Но одаренный молодой человек скоро обнаружил всю комедию, которую играл старый Сефер, понял также совершенное бессилие Порты против России и злые намерения против него. После короткого пребывания в Сухуме он возвратился, не дав ни малейших обязательств, обратно в Абадзехию. Князь Александр из Южной Абазии, который Портой был назначен пашой, находился также в Сухум-Кале, но не хотел брать на себя какие-либо обязательства, отговариваясь тем, что подвластная ему часть страны христианская и очень не расположена к туркам. Из всех других частей страны также прибыли депутаты: но отчасти тон, который Сефер-паша принял по отношению к ним от имени султана, был им неприятен, отчасти же они не могли понять, чего же, собственно, он от них хочет; и это было действительно нелегко, так как старый князь не знал этого обычно и сам. Таким образом, все эти депутаты возвратились обратно недовольные и ничего не сделав.

В Сухум-Кале сделалось опять пустынно и глухо; Сефер-паша со своим гарнизоном был как бы блокирован с суши, потому что живущие кругом абазы не выпускали никого из крепости; отдельные