Темза. Священная река - Питер Акройд

В ту же ночь и в последующие ночи бомбардировкам подверглись и жилые кварталы поблизости от доков. Истэнд пострадал очень сильно. Дома рушились в тучах дыма и пыли. Атаки на Темзу и жителей ее берегов продолжались пятьдесят семь ночей кряду. 8 декабря, к примеру, было прямое попадание в здание Управления Лондонского порта; вспыхнули все нефтяные танкеры, стоявшие у Перфлита, дотла сгорела пристань в Тилбери. Бомба попала в поезд, ехавший по Чаринг-Кросскому мосту, потоплены были многие суда, стоявшие в Темзе на якоре. По окончании налетов, которых в общей сложности было тысяча четыреста, подсчитали, что на Темзу и портовый район упало примерно пятнадцать тысяч мощных бомб, 350 парашютных мин, 550 самолетов-снарядов и 240 ракет. Уничтожить Темзу – это, по сути дела, уничтожить Англию; но реке, как и стране, удалось выжить.

Однако в конце 40-х и в 50-е годы XX века жизнь на Темзе постепенно начала замирать по более прозаическим причинам. Люди попросту стали меньше ее использовать. Уже не было ни отдыхающих XX века, ни пассажиров пакетботов, ни тех, кто использовал реку для ежедневных поездок на работу. Темза стала безмолвной рекой, ее сравнивали с “широким, белым, пустым шоссе”. Причин такому падению интереса и внимания было несколько. Одна из них – трудности доступа, ибо многие причалы и спуски к реке обветшали; была проблема общей запущенности и, как следствие, – блеклости, серости; и была, разумеется, серъезнейшая проблема канализации. Слова “южный берег” стали “синонимом отчаяния и упрека”. Беда была в том, что мало кому хотелось взять на себя заботу об этом участке реки. Лишь очень немногие лондонцы знали что-либо существенное про обширный порт в самом сердце города, и еще меньшее их число представляло себе суть и масштаб системы доков. Темза стала неизвестной зоной. Город повернулся к ней спиной.

Коллапс доков и всей связанной с ними торгово-промышленной системы совпал по времени с уходом тяжелой индустрии с берегов Темзы. В свое время заводы и фабрики были и в Ламбете, и в Найн-Элмс, и в Баттерси, и в Уондсворте. Фабрики действовали в Фулеме, мыловаренные предприятия – в Айлворте, линолеум изготавливали в Стейнзе. В Бермондси работали кожевенные заводы, там же производили джем, печенье и шоколад. И весь этот промышленный мир начал исчезать. Автомобили “воксхолл” поначалу действительно делали в лондонском районе Воксхолл, и самолетостроительная компания “Шортс” начинала свой бизнес в Баттерси. “Ферранти” и “Сименс” некогда располагались в Гринвиче, который имеет некоторые основания считать себя родиной электроинженерии. Но компании были, выражаясь по-современному, “перебазированы”. Компания “Морган крусибл”, производящая керамику, переехала из Баттерси в 1970-е годы. Изготовители кабелей, бумаги и инженерного оборудования перемещали свои предприятия на более удобные и доступные места, и ныне на берегах Темзы от них мало что осталось. Кое-какая промышленность на реке еще есть, особенно в промежутке между Лондоном и устьем, но объем ее невелик.

Связь между рекой и энергией, однако, по-прежнему крепка. Как и раньше, работают электростанции в Фулеме и Лотс-Роуд. Железнодорожным пассажирам хорошо знаком вид шести огромных градирен электростанции в Дидкоте; эти устройства берут воду в Темзе и затем возвращают ее в реку. Электростанция в Баттерси с ее четырьмя высоченными трубами была и остается одним из грандиознейших зрелищ на берегах Темзы. Она начала давать ток летом 1933 года, и ее восторженно именовали “пылающим алтарем современного храма энергии”, пока в 1983 году ее не закрыли. Вскоре она должна превратиться в обширный комплекс отелей, магазинов, кинотеатров и жилых помещений. Темзу использовали в свое время для охлаждения ядерных реакторов в Харуэлле; воду из реки брали в Саттон-Кортни и возвращали в Калеме. В Калеме, кроме того, располагается JET – “Объединенный европейский тор”, крупнейшая в мире установка типа “Токамак” для магнитного удержания плазмы. Таким образом, небольшой участок близ Темзы, куда входят Саттон-Кортни, Калем и Дидкот, стал подлинным центром энергии. На смену старинным запрудам и мельницам пришли более крупные и эффективные энергетические установки. Но преемственность налицо.

Река, однако, стала гораздо более спокойным местом. Подсчитали, что если увеличить число находящихся сейчас на Темзе судов в десять раз, мы все равно не получим того количества, что было сто лет назад. В 1880-е годы по реке плавали шесть тысяч пароходов и пять тысяч парусных судов. Ныне подчас самый громкий звук здесь – крик чаек. Плыть по эстуарию к устью Темзы – значит пересекать воды, которые зачастую кажутся заброшенными. В XIX веке “драчливую громкость” реки сопоставляли с ее безмятежным прошлым. На протяженных участках эта безмятежность сейчас вернулась.

Развились вместе с тем новые формы регенерации. С июля 1981 года по март 1998 года “Доклендс девелопмент корпорейшн” (“Корпорация развития района лондонских доков”) занималась преобразованием тех восьми с половиной квадратных миль приречного пространства, что в прошлом занимали лондонские доки. Зона работ включала в себя Саутуорк, Тауэр-Хамлетс и Ньюэм. Там, где были пустыри, заросшие кустами и сорной травой, окруженные осыпающимися стенами старых доков или заборами из колючей проволоки, выросли новые офисные и жилые здания. Некогда район доков был физически изъят из тела Лондона, и он долго оставался для большинства горожан неведомой территорией. Ныне же одной из первых задач градостроителей стало соединить берег Темзы с остальным городом новыми средствами общественного транспорта. Возникли новые дороги и новые линии метро; были приняты меры, поощрявшие транспортное строительство и позволившие лучше связать между собой два берега реки. Айл-оф-Догс, издавна считавшийся несчастливым местом, был объявлен “зоной предпринимательства”, что привлекло инвесторов и бизнесменов. Река словно бы вновь получила от города заряд жизни и энергии.

Развитие шло иной раз хаотически, подчиняясь не столько требованиям общественной пользы, сколько императивам извлечения прибыли. Но такова уж натура города. Такова и натура Темзы на протяжении ее человеческой истории. На первом этапе преобразований возникли дома и сады в Бектоне и в районе Суррейских доков, но вскоре стало ясно, что первостепенную важность имеет сам речной берег. Склады, к примеру, решили переоборудовать под жилье и создать модные “лофты”, для которых близость Темзы играла существенную роль. Вид на реку снова стал интересовать потенциальных жильцов. Поначалу спрос не поспевал за предложением, и на узких обновленных улицах, образованных бывшими складами, улицах, по которым в прошлом ходили большей частью грузчики, было больше агентств недвижимости, чем продовольственных магазинов. В особенно ущемленном положении часто оказывались коренные жители. Среди них возникло активное движение за возможность более прямого участия в разработке планов застройки и развития, и, разумеется, выдвигались требования учесть их нужды, касающиеся в первую очередь работы и жилья. Начался долгий процесс согласования и реконструкции, который еще идет.

Возникновение нового финансового центра в районе, известном ныне под названием Канари-уорф, преобразило социальную и экономическую жизнь этого участка берега. Перемена совпала по времени с “дерегулированием” рынков Сити и получила поэтому символическое значение. Она ускорила развитие системы местных автомагистралей и сети “легкого метро Доклендс”, которая продолжила Юбилейную линию лондонской подземки. Обновились оба берега Темзы. На месте ветхих складов теперь стоят большие жилые дома. В старых каналах, соединявших доки, устроены пристани для яхт. К примеру, док св. Екатерины, располагавшийся чуть ниже Тауэра и закрытый в 1968 году, до реконструкции пребывал в запущенном состоянии, ныне же это новый центр городской жизни с торговыми центрами, жилыми зданиями, пабами и прогулочными аллеями. В каком-то смысле этот речной берег возвращается сейчас к своему старинному состоянию, когда энергия била здесь ключом, когда жители и их дома еще не уступили место портовым сооружениям XIX века.