Влюблённые - Лина Вальх

доступными словами: удивление, лёгкое презрение и понимание. Он держал руку Алекса в нескольких сантиметрах от своего лица, а затем уверенным движением опустил ее на стол.

— Не думаю, что мы достигли подобного уровня отношений, мистер Куэрво. Держите себя в руках.

Щеки загорелись от прилившей к ним крови — Александр поспешил скрипнуть стулом, вскакивая на ноги. Он схватил злополучный фотоальбом, совершенно позабыв, зачем его брал и что ему было нужно от матери в библиотеке. Отец побледнел: шутки про предпочтения его детей всегда давались главе семейства Куэрво тяжело. И пусть за Александра можно было не переживать, Диего Куэрво, кажется, считал, что он должен всегда оставаться на чеку, чтобы не позволить подобному «несчастью» произойти с его семьёй снова.

— Если у вас больше нет ко мне вопросов, — рассеянно пробормотал Алекс, едва не повалив на пол стоящий позади него стул, — я пойду работать. Дело само себя не рассмотрит.

В несколько широких шагов он преодолел расстояние отделявшее его от двери и взялся за изящную резную ручку, замерев. Фотоальбом обжигал бок, напоминая о себе, как и васильковые глаза, вспыхивающие в памяти уродливыми пятнами. Чёртова девчонка — Александр не мог бы уже отомстить ей за бессонные ночи и болезненную ссору с сестрой. И все же… в любом случае компания Алана Маккензи не доставляла ему ни малейшего удовольствия. А мировое соглашение не обещало от Алекса прощения всех доставленных «неудобств».

Если Алан так хотел, чтобы Алекс получше ознакомился с семейными ценностями Куэрво, он мог бы… получить парочку уроков.

Александр с силой нажал на ручку двери и обернулся, бросив напоследок:

— Вот мистер Маккензи удивится, когда окажется за решёткой. Вы так не считаете, детектив?

Глава XI. Соглядатай

Ноябрь, 2022/Мунихион, 2775

— Как пройти на ту сторону?

Порой понять, чего от тебя хочет Алан Маккензи, было настолько же сложно, как найти воспалившийся аппендикс. Он многозначительно кашлял в кулак, закидывал ногу на ногу и выгибал дугой бровь. Очередная услуга, о которой Уильям будет жалеть следующие лет тридцать. И Алан несомненно верил, что он сам догадается о цели поручения.

Иногда Уильям чувствовал себя персонажем игры, который из недели в неделю делает одни и те же ежедневные задания, получая за них палку.

— Кто-то считает, что нужна кровавая жертва. Человеческая. Кто-то предпочитает ягнят. Некоторые, особо фанатичные, полагают, что для этого нужно провести сложный ритуал: жертве вырезают сердце и взамен вкладывают горящее чужое. Подмена сердца — смена миров. Но на самом деле… — Алан игриво подмигнул закатившему глаза Уильяму, — нужно просто умереть и отчаянно желать жить. Или быть мной.

«Или быть мной». Уильям не был Аланом. Ни в коей мере. И даже не хотел предполагать, что тот имел в виду, десятилетия назад рассказывая о тонкой границе меж двух сокрытых друг от друга миров.

— Желание жить?

Желания жить у Уильяма Белла не было. И вся авантюра, о которой он задумался спешно в ночи, казалась ему абсолютно безнадёжной. Практически такой же, как и все попытки вести нормальную жизнь — рядом с Аланом Маккензи любые начинания оборачивались не так, как планировалось, а все провалы оказывались исключительно твоими личными. Пусть даже косячил сам Алан.

— Да. Увы, но барьер — это тебе не граница между штатами. Просто так шастать через него никто не позволит. — Алан хохотнул, лениво откинувшись на спинку металлического стула, и постучал кончиком сигареты о металлический футляр. — Иногда он сам выбирает себе жертв, приманивает и всасывает. Я называю это автоматической дефрагментацией. Ты становишься частью барьера и поддерживаешь его существование. Но иногда… иногда появляется маленькая лазейка, чтобы выскользнуть из его цепких лап. Разве что плата за это действительно есть. Впрочем, выглядит это скорее, как обгон, разрешённый только для одной из полос: приходя в этот мир ты отдаёшь часть себя, уходя — забираешь ее обратно. Люди не могут пересечь барьер. Они растворяются в нем, распадаются на атомы и обеспечивают его существование.

Тихий и хриплый от сигаретного дыма голос Алана все еще отражался в голове Уильяма, пусть сейчас их и отделяли несколько десятилетий.

— Но тебе, мой дорогой Уилл, — голос Алана неожиданно раздался у него над ухом, а ладонь скользнула по предплечью, — нужно просто найти слабое место и почувствовать, как барьер расходится под твоей ладонью, обтекает тебя и ты ныряешь в него с головой. Представь, как он обволакивает твои пальцы холодом, щекочет за ушком и оставляет румянец на щеках. Подними руку, а теперь немного надави. Видишь его?

Озеро Мичиган встретило Уильяма завываниями холодного зимнего ветра, тихим потрескиванием деревянной набережной и розоватыми лучами закатного солнца. Брать с собой вещи было глупо — за несколько «скачков» Уилл уже выучил: единственное, что останется на нем невредимым, это волосы. А шокировать неосторожных туристов своим внешним видом было уже чем-то обыденным. Возможно, Алан не оставил вкладыш с инструкцией, как сохранять одежду. Или же ему просто нравилось наблюдать за тем, как Уилл неловко смущается и спешно ищет брошенный туристами рюкзак, чтобы в коротких штанах и летних мокасинах хрустеть снегом до ближайшего секонд-хенда.

Бегать между мирами превратилось в нездоровую привычку. Как и навещать Алана в окружной тюрьме последние три недели и слушать причитания о невкусной еде, жёстких койках и абсолютном отсутствии внимания со стороны других заключённых.

— Неважно выглядишь, Уилл. Кто-то из родственников скончался? Неужели богатая тётушка и теперь у тебя есть огромное состояние? — Алан ловко перехватил брошенную ему пачку сигарет и оскалился.

«Неважно выглядишь» было самым глупым способом описать впавшие в череп от бессонницы глаза, сизо-фиолетовые круги под ними и потрескавшиеся губы, сдирать корочки с которых хотелось уже не только зубами, но и пальцами. Лишь бы не чувствовать, как они царапают, колют и раздирают до крови нежную кожу. Уильяму потребовалось около недели, чтобы собраться с силами и впервые с того вечера подняться на несколько этажей выше приёмного отделения.

— Очень смешно. — Стул омерзительно громко звякнул под Уиллом, а скрежет ножек по полу, когда он подвинулся ближе к столу, завибрировал на барабанных перепонках. — Амелия, она… — Воздух комком застрял в горле, распирая его изнутри, утыкаясь в кадык и выдавливаясь наружу. Слова налипли на него иголками. Уилл через силу сглотнул, морщась от боли, и рассеянно прохрипел: — Лана считается погибшей. В кафе был пожар. Амелия… серьёзно пострадала. Лежит в реанимации и все еще…

— Каким-то чудом жива? Да, Уилл, чудеса иногда случаются. Посмотри календарь, возможно, сейчас какой-то религиозный праздник.

Теперь скрип деревянного настила казался Уильяму