Он сказал / Она сказала - Эрин Келли

Наши мобильные и домашний аппарат тоже погибли в огне. На телефонном столике осталась лишь черная гора расплавленного пластика. Теперь у нас были новые номера. Там, где стояла фотография с мамой, пожар полыхал так сильно, что все сгорело дотла.

С обратной стороны на двери спальни висело пальто Кита. От него остались металлические пуговицы, обуглившийся швейцарский нож и несколько почерневших монет.

Кит стоял перед местом, где висела карта затмений. Я охнула, прижав руку ко рту.

– Кит! Все твои вещи!

– Ничего. Я так и думал. Хорошо, что основная часть памятных сувениров из детства хранится у мамы. Здесь были только футболки. Думаю, с ними все нормально.

Как ни странно, он оказался прав. В спальне все закоптилось, но ничего не сгорело. Я открыла шкаф и понюхала первое же платье. На вид ничего, однако от запаха меня замутило.

– Может, получится выветрить или выстирать, – предположила я.

Мы молча сложили уцелевшие вещи и книги, протирая обложки от сажи.

Остальное мы предоставили убирать хозяину.

Спустившись, мы бросили сумки на асфальт. Повар из кафе курил снаружи, сидя на перевернутом ящике. Он взглянул на забинтованную руку Кита.

– Очень плохо! Где вы теперь, отсюда уезжать? Селиться рядом? Подружка спрашивал.

– Какая подружка? – Мой голос невольно дрогнул.

– Такая, волос черный. На следующий день пришел, ужас, говорит.

– Еще бы!

– Если вернется, – предупредил Кит, – скажите ей, что мы уехали на год. Упаковали вещи. Нам надо отдохнуть.

– Да, – кивнул повар, – отдохнуть от все хорошо!

На обратном пути мы проезжали мимо регистрационного офиса в районе Ламбет и остановились на красный. На ступеньках невеста и жених в блестящем костюме, оба средних лет, смеялись, съежившись под градом рисин.

– Давай мы тоже? Прямо сейчас? Чего ждать? – раздался голос Кита, мелодичный от необычной для него спонтанности.

– Поженимся, что ли? – Впервые за эти дни я искренне улыбнулась.

– Не сегодня, это в Лас-Вегас надо лететь. Но можем подать заявление. Сделаем первый шаг. Хочу, чтобы ты была моей женой. Только сейчас понял, насколько это важно для меня.

Морщинки между бровей, залегшие у него на лбу после пожара, мгновенно разгладились.

– Слушай, в том, что Бесс не смогли привлечь, есть один большой плюс. Мы не связаны с ней еще одним уголовным делом. Можем развязаться. Поженимся. Начнем все сначала. Изменим имена. Переедем куда-нибудь, например, в тот район, где живут Мак и Лин.

На светофоре давно зажегся зеленый, но я не заметила. Мы прервали поцелуй, только когда сзади загудели автомобили. Решение созрело еще до того, как я включила вторую передачу.

– Давай! Лучшего способа исчезнуть не придумаешь.

В традиционной красной телефонной будке традиционно воняло мочой, пришлось дышать ртом. Снаружи по незнакомой пока местности ползли машины: мимо турецкой пекарни, работавшей круглосуточно, мимо лавочки ювелира, не работавшей никогда.

В тот вечер я с колотящимся сердцем наконец решилась принять снотворное. С тех пор как мы переехали в Хэррингей, я не спала дольше трех часов. Усталость могла сыграть со мной злую шутку, развязать мне язык, где не следует. Прижав грязную трубку к груди подбородком, я запихала в щель пятифунтовую телефонную карточку и провела в этом положении пять ужасных минут. В другой руке я держала визитку сержанта Кэрол Кент. Картонный прямоугольник обтрепался по краям, на нем остались зеленые пятна травы со времен Лизарда. Сторонники Джейми Балкомба предпочли бы, чтобы я обратилась к ним напрямую, но лучше я услышу, как сердится Кэрол.

Я понимала, что вердикт, вынесенный Джейми, держится на зыбкой почве, однако я считала его справедливым. А теперь я узнала, что и Бесс солгала о том, как добиралась на фестиваль, – сначала полиции, затем под присягой. Причины, которые она мне изложила, шли вразрез с тем образом несчастной жертвы, который отложился в моей памяти. Подружившись с нами, она постепенно раскрыла свою натуру: сперва подглядывание, затем капризы, перемены настроения и, наконец, насилие. Хотя сами по себе эти вещи не доказывали, что Джейми невиновен, в совокупности они подорвали всю мою уверенность в правоте. Белая ложь почернела, измазалась. Верила ли я до сих пор, что Джейми виновен? Да. Пожалуй, верила… Большую часть времени. Знала ли я наверняка? Нет.

Мне было что терять из-за предстоящего звонка, и я это прекрасно сознавала. Последствия нависли дамокловым мечом. Лжесвидетельство. Намеренное вмешательство в ход следствия. Неуважение к суду. Если я приду с повинной, меня посадят в тюрьму, но это самое малое по сравнению с остальным. Отец больше не будет мной гордиться, Лин перестанет меня уважать, отношения с Китом, скорее всего, пойдут прахом. Карьера, о которой я мечтала, тоже под ударом. Вряд ли в благотворительные фонды принимают сотрудников с судимостью.

Я набрала код города. Каждая кнопка рубила канат между мной и той жизнью, которую я так любила, которой добивалась. И все же от любого в подобной ситуации я бы потребовала признаться. Этого бы потребовал от меня Кит.

Стекла телефонной будки задрожали от звука сирены – полицейская машина пыталась втиснуться между двумя автомобилями. Она проехала в нескольких дюймах от меня. Длинные руки закона тянулись к моей шее. Горло свело судорогой.

С ужасающей отчетливостью я поняла, что не в силах отказаться от своей жизни и репутации. Никогда прежде не думала, что мое самолюбие столь велико. Взглянув в собственное отражение в замызганном стекле, я ощутила, что теряю себя. Оказывается, я готова оставить человека в тюрьме, несмотря на то что на его невиновность есть крошечный, но шанс, потому что не готова взять на себя ответственность за ложь под присягой.

После того как заглянешь себе в черное сердце, сложно ли сойти с ума?

Дома Кит колдовал над спагетти на нашей крошечной плите всего на две конфорки, поглядывая на меня с улыбкой. Никогда он на меня так не посмотрит, если я расскажу о том, что натворила. И я никогда не позвоню в полицию. От странного чувства волосы на предплечье встали дыбом, как будто подул ветер.

– Вкусно, – похвалила я, поедая ужин. Паста была чуть переварена, как нам обоим нравилось.

– Спасибо, – рассеянно проронил Кит. Он смотрел на меня, но не в глаза, а куда-то рядом с тарелкой.

– Что такое? – Я отложила вилку.

– Ты все время почесываешься. На нервы действует. Может, хватит?

Я взглянула на предплечья и застыла – по ним шли красные полосы.

– Ох, я даже не заметила.

Только теперь я почувствовала, что кожа расчесана, словно я продиралась через заросли колючего кустарника.

– Может, мы какой-то другой порошок купили? Или что-то еще? Наверное, у тебя аллергия.