Фамильный оберег. Отражение звезды - Ирина Мельникова

– Спасибо, Эпчей! – Мирон поднялся на ноги. – Век твою помощь не забуду! И, помяни мое слово, отслужу по-братски.

– Ладно, – Эпчей встал следом за ним. – Ты уже многое сделал для нашего народа. Когда-нибудь Тайнах это поймет, если раньше беды не наделает!

И направился к коновязи, где его поджидал Хоболай с лошадью в поводу.

– Бежать надо, – Никишка с видом заговорщика подсел ближе к Мирону.

– Я и сам думал, – вздохнул князь. – Но как?

Никишка деловито потер ладони.

– Я ведь, пока частокол на берегу городили, несколько бревен по воде спустил до Енисея. Тут ведь совсем ничего до реки. С утра пораньше на берегу их припрятал. Лапником завалил. И веревок прихватил, чтобы бревна вязать. По ночи и смоемся, а?

– Молодец, что сказать! – Мирон тоскливо посмотрел на него. – Но не могу я оставить Айдыну. Сейчас, когда ей труднее всего! Давай посмотрим, что дальше будет.

– А что дальше? Равдан налетит со своей ордой. Драка будет! И кто внакладе останется, пока непонятно! А по реке вот-вот шуга пойдет…

– Нельзя мне! – нахмурился Мирон. – Беги один!

– Нет! – Никишка сердито сплюнул на землю. – Как это один? Меня в остроге по-любому за вас спросят. – И неожиданно засмеялся. – Смотрю, все вас воеводой кличут. Значит, сбудется, а?

– Сбудется не сбудется, – Мирон покачал головой. – Не об этом я думаю! А бревна нам пригодятся. В любом случае уходить придется, но после битвы. Айдына вряд ли отпустит нас подобру.

– Это точно! – хихикнул Никишка. – К кому ж она ночью бегать будет!

Мирон показал ему кулак.

И Никишка, продолжая смеяться, выставил перед собой ладони.

– Да я ж ниче худого не сказал, Мирон Федорыч! Любитесь на здоровье! Девка она справная! Красивая! Того гляди, нашу веру примет. Ох, хорошая женка получится!

Мирон грустно усмехнулся. Женка? Кем-кем, но уж женкой Айдына никогда не станет. Не тот путь она выбрала…

В эту ночь Айдына не пришла. Но Мирон и без того спал вполглаза. Помнил наказ Эпчея, и не то чтобы боялся подосланного Тайнахом убийцы, просто не хотелось умирать по-глупому. Под утро не выдержал, вышел из юрты, развел костерок и долго сидел возле него, кутаясь в шубейку. Даже задремал вроде. Но шорох в кустах услышал и мигом вскочил на ноги.

Но это был Никишка. Черкас подошел к костру, присел рядом на корточки.

– Чего по ночам блукаешь? – Мирон снова опустился на пенек. – Случилось чего?

– Тревожно мне! – вздохнул Никишка. – Думы всякие душу бередят. Вам, вижу, тоже не спится?

– Не спится, – кивнул Мирон. – Как там Тайнах? Угомонился?

– А бес его знает? Вечером опять в Айдынкиной юрте собирались. Верно, судили-рядили, как Равдана одолеть! Но уже без криков!

– Айдыну видел? – быстро, сквозь зубы, спросил князь.

– Куды она денется? – усмехнулся Никишка. – Киркей, дружок ее, от нее ни на шаг не отходит.

– Дружок? – опешил Мирон. – А я думал, обычный воин…

– Обычный, да не совсем, – Никишка пошевелил хворостиной дрова, чтобы разгорелись сильнее, и поднял взгляд на князя. – По детству они не разлей вода были. Мы, когда с Фролкой и Гаврилкой в полон к Теркену попали, в балагане обитали. Вон там, – махнул он в сторону родовой горы, – неподалеку! Замечали, бывалоче, как Киркейка по вечерам ее из юрты вызывал, инда и днем прибегал. А потом, когда Бырген, тот, что на подхвате у шамана был, подсыпал отравное зелье Теркену и Тайнаху, Киркей с Айдынкой его мигом споймали.

– А с чего вдруг он бегов решил отравить?

– Кто его знает? – пожал плечами Никишка. – Зелье это Бырген с подачи шамана ихнего, значитца, сготовил. Ирбеком того звали. Так вот Айдынка махом этого поганца разоблачила, когда из острога вернулась. По его кинжалу шаманскому, что он на месте резни обронил.

– Вон оно что! По этой причине она кинжал украла? Выходит, сразу поняла, чей он?

– Правда ваша! Поняла! Девка она сметливая! А в аале слышал я разговоры: Ирбек-де поначалу от казни бежал, но Киркейка его догнал и прикончил…

– Ну и ну! – Мирон озадаченно хмыкнул. – А мне ничего не рассказывала.

– Видать, не до сказок было! – хихикнул Никишка и осекся.

Громкие крики, вопли со стороны лагеря Эпчея всколыхнули воздух. Мирон и Никишка вскочили на ноги. С ближних деревьев с карканьем поднялись вороны, метнулась стайка воробьев. Залаяли собаки, заржали лошади. Забегали по аулу пешие воины, промчались десятка два вооруженных дружинников.

– Нешто Равдан на подходе? – прошептал Никишка. – Что-то раненько?

– Пойдем! – сказал Мирон. – Посмотрим! Больно они суетятся!

Они направились к стану Эпчея. И уже на подходе поняли: случилось что-то из ряда вон выходящее! Воины окружили плотной стеной шатер бега, но вдруг расступились, не переставая галдеть и потрясать пиками. У многих в руках блестели сабли. И Мирон почувствовал, как пересохло во рту от потрясения. Из шатра показался Хоболай. Он вынес на руках Эпчея и положил того на траву. Из груди бега торчала стрела!

– Убили! – охнул рядом Никишка. – Кто ж осмелился на такое?

Мирон, не чуя под собой ног, бросился к шатру. Эпчей лежал на траве. Под ним скопилась изрядная лужа крови. Стреляли явно сверху и сбоку, метили в глаз, но помешала шапка из толстого войлока с серебряными вставками. Видно, Эпчей спал в ней, потому что стрела прошла по касательной, пробила нижнюю челюсть и вошла в грудь перста этак на три – по самый наконечник. Но самое главное – стрела была один в один с той, которая ранила Силкера, – черной, с желтым оперением.

«Боже святый!» – Мирон перекрестился и попытался протиснуться ближе к раненому. А то, что Эпчей ранен, а не убит, он успел заметить прежде, чем Хоболай склонился к отцу. Эпчей открыл глаза и что-то промычал. Похоже, стрела повредила не только челюсть, но и язык.

– Живой, слава те Господи! – Никишка придержал Мирона за подол шубейки. – Не лезьте туда! Кыргызы ноне злые. Еще зарежут под горячую руку.

– Постой! – отмахнулся Мирон. – Видишь стрелу? Точно такая Силкера ранила! А может, и не ранила, а при нем была?

– Вот те крест, при нем! – обрадовался Никишка. – Сам видел, еще в остроге. Он под рубахой три таких стрелки прятал. Небось заговоренные… У кыргызов это принято. А в саадаке у него другие были. Истинно другие! Ничем не приметные!

– Выходит, надул он меня? Не было раны?

Никишка развел руками.

– Значитца, надул!

– Надо Айдыне сказать! Немедленно! – нахмурился Мирон. – Не знаю, чьи это стрелы, но если, говоришь, видел их у Силкера… Неужто лазутчик? В нем же душа на соплях держится! И чей? Равдана?