Убить Пифагора - Маркос Чикот

«Однако теперь у нас еще больше неизвестных», — подумал Акенон и поморщился, поднимая руку.

Они предположили, что яд в чашу Клеоменида подсыпал Атма. Тем не менее все доказательства сводились к тому, что он не мог отравить лепешку, убившую Даарука. У него было твердое алиби: он весь день провел в городе. Оставалось единственное объяснение: яд подсыпал некто чужой, кто проник в общину, выдав себя за гостя. Акенон задавался вопросом, был ли этот псевдогость исполнителем обоих убийств и действительно ли он расхаживал по общине, подготавливая свои злодеяния.

«Свидетельство редкого хладнокровия», — с тревогой подумал он. Чем хладнокровнее преступники, тем меньше вероятность того, что они совершат промах.

Акенон чувствовал себя спокойнее, когда солдаты патрулировали общину и выполняли функции телохранителей, но внутренний голос упорно твердил, что убийца наверняка разработал новый план и убийства продолжатся.

Возможно, он притаился где-то поблизости, дожидаясь удобного момента. Несмотря на то что они усложнили его задачу, это был явно не тот человек, который останавливается перед трудностями.

Акенон с яростью вспоминал тот миг, когда стоял в метре от человека в капюшоне, пытаясь выбрать место между ногами коня, чтобы вонзить саблю. Он уже поднял ее, прицеливаясь, когда копыто ударило его в плечо. С этого момента единственное, что он мог сделать — повиснуть на поводьях, вцепившись в них единственной свободной рукой, чтобы остановить лошадь или помочь Ариадне напасть на убийцу.

Вспоминать об этом было бессмысленно, но он не мог отогнать эти мысли. Иногда он обнаруживал, что сосредоточенно вспоминает тени, окутывавшие лицо врага, силясь приподнять завесу тьмы и различить знакомые черты.

— Ты в порядке?

Мягкий голос Дамо заставил его очнуться от глубокой задумчивости.

— Да, конечно. — Он улыбнулся молодой женщине, которая смотрела на него вопросительно.

— Погрузился в воспоминания.

Дамо кивнула, потом снова заговорила:

— Мне пора. Я должна присутствовать на школьном собрании.

— Кстати, в чем дело? — спросил Акенон, направляясь к двери.

— Несколько минут назад прибыл гонец из Сибариса. Отец поговорил с ним, а потом созвал всю общину. Больше я ничего не знаю.

Они вместе вышли из лазарета. Акенон поблагодарил Дамо и пропустил ее вперед. Его не позвали на собрание, поэтому он предположил, что речь пойдет о безопасности общины. Он подошел к ученикам, толпившимся перед школой.

Дамо исчезла внутри здания, и Акенон с досадой отметил, что это, к сожалению, последний день лечения. И Феано, и Дамо были очень добры к нему, к тому же были очень красивыми женщинами. Особенно юная Дамо. Тем не менее Ариадна по-прежнему казалась ему более привлекательной. По сравнению с сестрой красота Дамо выглядела слишком идеальной, безупречной, лишенной выразительности. А характер… слишком правилен и предсказуем. Ариадна, напротив, оставалась для него загадкой. Встречи с ней почти всегда волновали именно своей непредсказуемостью.

Через некоторое время Акенон решил заглянуть внутрь школы. Когда он подходил к двери, перед ним внезапно возникла встревоженная Ариадна. Увидев Акенона, она указала ему следовать за ней. Отошла на несколько метров, не отвечая на вопросы, которые задавали ей ученики.

— В чем дело? — спросил Акенон, когда они остались наедине.

— Пришло известие от человека, которого ты знаешь, — серьезно ответила она.

Голос Ариадны удивил Акенона. Он посмотрел на ее лицо и понял, что она чем-то потрясена. Коротко кивнул, чтобы она продолжала, и внимательно выслушал подробный рассказ.

Чуть позже Акенон лишь покачал головой, не в силах отделаться от изумления.

Пиршественный зал Главка, казалось, пострадал от землетрясения.

Большинство столов и триклиниев исчезли. Остальные беспорядочными грудами лежали по углам. Полированные серебряные панели, прежде покрывавшие стены, валялись на полу, как груды осенних листьев. Посреди зала торчал полуметровый железный прут, вделанный в мраморный пол. К его верхнему концу была привязана веревка, которая тянулась по комнате, как змея. Противоположный ее конец крепился на остром металлическом штыре. Используя это устройство в качестве гигантского циркуля, на полу начертили идеальный круг, диаметр которого превышал длину прямоугольного зала. Чтобы круг замкнулся, Главк приказал снести стену, загораживавшую кладовую.

Вместо зала перед вошедшим Леандром предстал хаос. В течение полутора месяцев во дворце не устраивалось ни единого пира. Наказание Фессала и Яко положило конец ежедневным вечеринкам, а новая фаза безумия, поразившего его господина две недели назад, полностью изменила предназначение этого помещения. Теперь в нем царил круг — новое божество его хозяина.

«Моя роль тоже, наверное, изменилась», — с беспокойством подумал Леандр. Главк больше не нуждался в виночерпии. За две недели он не пригубил ни капли вина и едва пил воду и вкушал пищу.

«А началось все в тот странный момент, — с содроганием вспоминал Леандр, — когда хозяин неподвижно застыл перед статуей Зевса, как будто на него снизошло откровение». С тех пор Главк стал одержим изготовлением кругов все большего и большего диаметра, убеждая ремесленников, что они должны быть идеальны. Сейчас в зале имелось несколько таких деревянных кругов, их диаметр был менее двух метров, и они пролезали в дверь. Главк снова и снова замерял их мерной веревкой; затем производил какие-то расчеты и яростно швырял пергамент на пол, крича, что они слишком малы. К колоннам соседнего двора был прислонен круг высотой три с половиной метра. Но и его Главк отверг. Именно тогда он заставил кузнеца вделать железный прут в одну из драгоценных мраморных плит, выстилающих пол пиршественного зала. Затем приказал снести стену и целый день занимался тем, чтобы начертить на полу круг, чьи очертания отныне проходили по залу и частично по бывшей кладовке.

Леандр ничего не понимал, но был встревожен: что, если господин захочет начертить еще больший круг и в конечном итоге разрушит весь дворец?

Однако материальные круги Главка больше не интересовали. Проведенные измерения обеспечили ему уверенность в том, что искомое отношение равно трем и немного больше. Первое десятичное число было единицей, в этом он не сомневался, второе — лежало между четырьмя и пятью. Зная это, Главк более чем когда-либо был убежден, что только с помощью абстрактных математических исчислений достигнет приближения, которое поможет ему почувствовать себя выше всех смертных, включая Пифагора. «Мне нужно исчисление, чтобы получить как минимум четыре десятичных знака», — бесконечно твердил Главк. Использование механических средств приводило в тупик: невозможно построить или нарисовать идеальный круг диаметром в километр, а заодно с точностью измерить его диаметр и окружность.

Несколько дней Главк следовал абстрактным методам, используя серебряные панели на стенах в качестве письменных досок. Он выгравировал на них дуги и линии острым стилосом, который еще недавно служил для построения кругов. Царапал мягкую серебряную поверхность, пытаясь решить проблему квадратуры круга; то есть с помощью линейки и циркуля получить круг, чья площадь будет равна площади заданного квадрата.