Обретенная любовь - Гайя Алексия

и гнетущая тишина. Я начинаю понимать, зачем старик угостил меня еще одной бесплатной сигаретой: взаперти и в темноте в течение трех дней я просто свихнусь.

– Поищи в шкафу, там должен быть маленький фонарик. Надеюсь, батарейки еще работают.

Я прикуриваю и иду искать то, что он просит. Включаю. Надо же, работает! Я кладу фонарик на стол. Света от него мало, но это лучше, чем ничего. Старик берется за книгу, я забираюсь в кровать. Я медленно курю, пытаясь сконцентрироваться на чем-то приятном. На каком-нибудь воспоминании о моей львице: на утре, когда я просыпался раньше нее. Я рисовал ее тело бесконечное число раз. Надеюсь, она не рылась у меня под кроватью, иначе она решит, что я одержимый психопат. Я не психопат, я просто влюблен. Это гораздо хуже.

Ее изгибы, бедра, прямой нос, волосы – я могу все это без проблем нарисовать по памяти. Я пытаюсь представить себе, чем она может быть занята прямо сейчас. Может, она… Жуткая мысль приходит мне на ум, прогоняя оттуда мою прекрасную львицу. Меня продолжает преследовать Антон. Наверное, сейчас он читает ее письмо, и одна эта мысль сводит меня с ума.

Я его ненавижу.

Клянусь, все это плохо закончится.

Глава 32

Елена

Кажется, Бен с папой неплохо спелись. Он застукал нас, пока мы стирали одежду. А потом мы хорошо посидели все вместе. Конечно, только после того, как он пристыдил меня за прогул уроков. Они с мамой так расстроились, что позвали на помощь Натали, и, поскольку сегодня мы собрались устроить грандиозное барбекю, все останутся у нас на ужин. Только Натали пока не приехала: она ждет мужа с работы.

– Бен, помоги Чеву принести газеты с кухни, – просит отец, открывая барбекю, которое ему подарили в прошлом году.

Бен непонимающе хмурится, но Чев уже тянет его за рукав. Он безумно счастлив: барбекю посреди зимы, такого у Хиллзов никогда не бывало. Думаю, Тиг передал нам немного своего безумства. Он один был способен выйти на террасу на рассвете, чтобы выкурить сигаретку, а в итоге заканчивал отжиманиями.

– Что это за ерунда?

Похоже, Бен нашел газеты. В тишине я замечаю, как мама потирает лоб. Я поворачиваюсь к ней: она бледная и выглядит измученной.

– Ты в порядке?

Она улыбается в ответ, и ее лицо немного розовеет.

– Да просто устала, – отвечает мама. – Ты могла бы и ответить на сообщение, я волновалась…

– Прости… Мне нужно было уехать куда-нибудь подышать. Ты бы их видела… Они все думают, что Тиг – ужасный человек, и все как один утверждают, что Джейсон меня спас и…

Я вдруг замолкаю. Мама поворачивает голову набок и хмурится.

– Джейсон?

Черт, черт, черт и еще раз черт! Я избегаю ее взгляда, который стал вдруг слишком любопытным. Мама всегда могла прочесть меня словно открытую книгу; я знаю, что ничто не может ускользнуть от ее взгляда. Я открываю рот. Скажи хоть что-нибудь, Елена!

Напряжение нарастает. Если мама догадается, то устроит скандал, расскажет папе, а он выкинет что-нибудь похуже. Джейсон узнает, что я проговорилась и… В горле медленно поднимается ком, и слезы не заставляют себя ждать.

– Директор, скажи, что мы это все сожжем! – вдруг кричит Бен.

Ох! Спасибо тебе за эту диверсию!

Мама бросает на меня взгляд, говорящий: «Мы обсудим это позже», – и оставляет меня в покое на какое-то время. Напряжение, конечно, не уменьшилось, но, по крайней мере, перестало нарастать.

Бен вываливается в сад с тремя огромными стопками в руках, а Чеви в своих маленьких ручках несет всего несколько газет. Он, как всегда, улыбается и скачет, как заведенный.

– Папа, это так здорово! Прямо как в тот раз, когда мы с Тигом хотели выбросить телевизор Елены во внутренний дворик! – вопит он.

Я разеваю рот. Что? Папа подмигивает мне, смеясь.

– Они такие выдумщики, – вздыхает мама с улыбкой.

Бен с папой разжигают большой костер. Для Чеви это настоящее Рождество, пришедшее раньше срока.

– Ну, это когда было, – парирует Бен.

Я смотрю, как они втроем болтают и смеются, и меня преследует мысль о том, что в этой компании кое-кого не хватает и что без него все это для меня не имеет никакого смысла. Все это пустое без Тига…

– Елена, хочешь сжечь что-нибудь из этого? – спрашивает Бен.

Чеви задал бы этот вопрос с точно такой же интонацией. Это так забавно. Он подмигивает мне, и я встаю, чтобы подойти к ним, оставив маму, хорошенько закутанную в плед. Она смотрит на нас из-за стола. Бенито подает мне газету, берет за плечи и подталкивает к огню.

– Закрой глаза и загадай желание, – шепчет он мне на ухо.

Я смеюсь, а потом глубоко вдыхаю. Закрываю глаза и произношу про себя: «Пусть я найду в себе силы…», затем открываю их и бросаю газету. Бумага изгибается, словно от боли, и быстро чернеет, скрывая пронзительный взгляд человека, укравшего мое сердце.

– Ты пожелала, чтобы я разбогател, так ведь? – интересуется Бен.

Я отрицательно качаю головой и поднимаю глаза к небу.

– А я голосую за то, чтобы Тиг вернулся назад богатым! – кричит Чеви, бросая следующую газету под присмотром папы.

За спиной слышен мамин смех.

– Мы не голосуем, малыш, это ни к чему. Мы загадываем желания. Клянусь, это срабатывает гораздо лучше! – отвечает ему Бен.

– Точно! Посмотри на лицо нашего нового президента, Чев, лучше бы мы загадали желание! – добавляет папа.

Я смахиваю навернувшиеся слезы. Будем считать, что это от огня щиплет глаза. Хотя эти слезы не такие гнетущие, как обычно. Приятные моменты обходятся мне слишком дорого. Я больше не могу реветь из-за пустяков. Так я Тигу не помогу.

Как только прогорают одни, мы подбрасываем в огонь новые газеты. Нет ничего лучше, чем смотреть, как исчезают в дыме все эти невыносимые сплетни. Мама тоже подходит, чтобы выполнить свою часть работы. Бен спрашивает, серьезно ли у них все с папой, а то он не прочь за ней приударить. Она взрывается от смеха и благодарит его за шутку, которую воспринимает как комплимент, пока Бен оценивает свои шансы против папы. Расстроенный Бен отходит, а отец говорит:

– Ага, значит, мне не показалось: ты вернешься домой в моем багажнике.

Мы все смеемся. Все, кроме Бена: он смотрит на меня безумным взглядом и крутит пальцем у виска. Вот он, мой отец, и у нас это семейное.

Несколько минут спустя во входную дверь звонят, прерывая процесс нашего массового уничтожения газет. Мы все поднимаем глаза.

– Это, должно быть, Натали, – произносит мама, направляясь в