Обретенная любовь - Гайя Алексия

в колени, уставившись в темноту. Она сейчас, наверное, места себе не находит от волнения. Хотя с младенцем у нее наверняка особо нет времени думать обо мне. От первой мысли ком подкатывает к горлу, а от второй разбивается на тысячу кусочков и становится слезами, текущими по щекам.

Это целый коктейль: мне страшно, плохо и больно одновременно. Словно я глубоко болен, но лекарства от такой болезни не существует, и я точно умру от нее, потому что сделать ничего нельзя. Я не хочу закончить свою жизнь здесь.

Я вдруг вспоминаю о письме от моей львицы, которое я так и не смог получить. Как мое прошлое может смешиваться с настоящим и отнимать всякую надежду на будущее?

– Эй! Ты чего делаешь на полу?

Черт возьми! Я напрочь про него забыл. Я наскоро вытираю щеки и глубоко вдыхаю, но никак не могу скрыть, что рыдаю. К счастью, я повернут к нему спиной. Старик переворачивается на своем матрасе, и тишина возвращается. Я не двигаюсь. В любом случае выбора у меня нет: либо на полу, либо на вонючем матрасе. Уж лучше померзнуть здесь, чем вдыхать запахи заключенных, впитанные кроватью до меня.

Забудь эти стены, парень, и запертую дверь, забудь окружающую тебя темноту. Это не шкаф. В конце концов, ты отсюда выйдешь.

Если бы только у меня было письмо от Елены, оно помогло бы мне пережить этот кошмар. Возможно, ее слова дали бы мне немножко свободы. Что бы там ни было написано, я должен его прочесть. Что бы она ни хотела мне сказать, мне нужна эта связь с ней. Я клянусь – едва эти три дня истекут, я выберусь отсюда и убью Антона. Мне плевать, чего мне это будет стоить: я должен вернуть письмо.

Глава 34

Елена

Коридор до папиного кабинета еще никогда не казался мне таким коротким. Мы входим, и дверь за нами закрывается. Чего он от меня хочет? Я совершенно ничего не понимаю. И почему папа так занервничал?

– Я вас слушаю, – обращается он прямо к губернатору, преисполненному превосходства над всеми нами.

Он мне очень не нравится: такой же подозрительный и коварный, как и его сын. Мужчина поворачивается ко мне и расплывается в улыбке, как истинный политик: фальшиво и лицемерно.

– Мисс Хиллз, я принял решение приехать к вам лично, потому что вы до сих пор ни разу не ответили на мои просьбы.

Что? Я хмуро смотрю на папу в ожидании разъяснений. Его взгляд перебегает с губернатора на меня. Наступает тишина, а мое сердце бьется все быстрее и быстрее.

– Я… Я ничего не…

Черт, Елена, ты можешь перестать запинаться, а? Я прочищаю горло и только собираюсь снова начать говорить, как отец меня перебивает.

– Это я перехватывал ваши послания. При всем моем уважении, господин губернатор, это было совершенно неуместно, – произносит он. – Первые два письма пришли уже на следующий вечер после инцидента.

Что творится в голове у отца? Он совсем потерял рассудок или как?

Политик хмурится и выпрямляет спину, готовясь к ответу.

– Этот ужасный случай, который объединяет две наши семьи, в дополнение к глубочайшей дружбе между моим сыном и вашей дочерью вынуждают меня принять некоторые меры. Я пытался связаться с вашей дочерью, чтобы устроить ей встречу с нашим пресс-атташе…

Папа медленно поворачивает ко мне голову. В его взгляде можно прочитать столько разных эмоций, но в первую очередь – непонимание. Что именно ему непонятно? Я сглатываю. Как можно одним только взглядом нагонять столько напряжения? Такое ощущение, что я ничем не могу защититься от его осуждения, и это очень ранит. Папа, между мной и Джейсоном есть только ужас и никакой дружбы!

Губернатор прочищает горло, прерывая наш визуальный диалог. Отец не сразу, но все же отводит взгляд. Выглядит угрожающе.

– Я делаю все возможное, чтобы человек, напавший на вас, остался там, где он и должен быть: в тюрьме. И чтобы наверняка убедить судий, нам нужно совместно выступить перед прессой. Понимаете? Джейсон и моя племянница уже активно распространяют информацию в социальных сетях. И мы подумали, что вы могли бы дать показания вместе с моим сыном, рассказать миру, что случилось. Что вы об этом думаете, мисс?

Кажется, у меня отвис подбородок от удивления. Что значит «дать показания вместе»? Он вообще знает, что сделал его сын? Конечно, нет. Он, наверное, как и все остальные, убежден, что Джейсон – герой.

Наступившая тишина не дает мне дышать. Папа хмуро смотрит на меня, а губернатор пристально изучает. Этот тип не внушает мне ничего хорошего, как и его сын-подлец. Уверена, Тигу пришлось бы очень сильно сдерживаться, чтобы не плюнуть ему в лицо. Хотела бы я быть такой же смелой. Но единственное, на что я сейчас способна, – это пытаться не плакать. Почему я вообще плачу? Из-за паники.

– Елена, что ты об этом думаешь? – спрашивает папа.

Он совсем сошел с ума? Я же ему уже говорила, что Тиг ничего не сделал!

– Я…

– Ну же, юная леди, это всего лишь формальность. Наш пресс-атташе связан с лучшими журналистами страны, вам надо всего лишь… скажем так, заранее договориться с Джейсоном о том, что вы скажете. Понимаете?

Его ледяной взгляд говорит мне намного больше, чем его слова. Я спрашиваю себя, действительно ли он не знает, что тогда случилось в раздевалке. Его слова чисты, словно белый снег, но взгляд черен, будто сама тьма. Я моргаю и невольно смотрю на папу. Он молча глядит на меня в ответ, и вдруг, кажется, до него доходит.

– Ну что же, мисс Хиллз, если ваш отец позволит, вы можете поехать с нами и…

– Прошу прощения, но это невозможно, – отрезает папа.

Губернатор поворачивается к отцу и устремляет на него взгляд, полный ненависти.

– Я не позволяю. Моя дочь не хочет контактировать с какими-либо средствами массовой информации, и я забочусь об этом с самого начала этой истории.

– Прекрасно, но, может быть, вы позволите ей самой говорить за себя? Она, кажется, в здравом уме и способна высказать свое мнение. Тем более…

– Я не хочу, – отрезаю я.

Пауза. Мистер Дэш открывает рот, но я успеваю сказать первой:

– Можете не стараться. Я не буду делать то, о чем вы меня просите.

Он сжимает зубы и поправляет воротник пальто. Я знаю, что очень сильно рискую: если он обо всем знает и хочет защитить сына, угрозы о Чеви и маме могут претвориться в жизнь. Но я никогда не соглашусь осудить Тига ни перед лицом