Князь Владимир - Юрий Никитин

– Не люблю, если этим мясом стану я. Даже если станешьты, то и тогда, пожалуй… хотя… гм… Пахнет не из веси, а из леса.

– Ну и что? Охотники.

– Глупо жарить добычу в лесу, когда до веси пара верст.Вон домики! К тому же кто разводит костер тайно?

Олаф хмыкнул:

– А как ты дым учуял!

Но лицо напряглось, усталость будто испарилась, онподвигался в седле, осматриваясь, уже не страшась при неосторожном движениисверзиться вниз головой.

Владимир соскочил, Олаф молча перехватил повод. Владимирпробежал вперед к гряде деревьев, окруженной густыми кустами, упал, выглянулиз-под ветвей. Дальше обрыв, но наверху стоят двое с топорами. Еще двое быстробежали справа, перекрывая единственную тропку, а внизу на конях мчится целыйотряд в два десятка голов.

Опять Варяжко, понял он, холодея. Как бы ни был отважен,однако не надеется только на дружину, привел целое войско. И загородил всеходы-выходы, мышь не проскользнет незамеченной. Молод годами, но хитер иосторожен, сволочь. Быть воеводой, ибо старается предусмотреть каждый шагпротивника.

Олаф прорычал за спиной:

– Собиралась стая уток изловить двух соколов!

– У них крепкие сети, – заметил Владимир.

Олаф рыкнул еще злее:

– А мы что, лоси?

Фыркнул, решив, что хольмградец просто дразнит. Владимирчувствовал, как стискивается сердце, а мышцы зябко подрагивают под кожей. Ончувствовал страх, но вместе со страхом и странное чувство гордости. Их явилосьне меньше трех десятков, а то и четырех. Они уже прохлопали ушами их раньше,сейчас горят жаждой мести… Но разве они двое не чувствуют своей возрастающеймощи? Хотя бы потому, что неделю тому за ними гнался едва ли десяток.

Сумерки сгущались, внезапно на той стороне возникло красноепятнышко. Поднялся столб дыма, странно светлый на темнеющем небе. Олаф кивнулвправо. Там зажглись сразу три костра.

– Они не станут прочесывать лес, – сказал онугрюмо.

– Разочарован?

– Я не белка, – буркнул викинг, – но мы моглибы влезть на дерево. Эти косорылые прошли бы внизу, не заметив. Правда, кони…

– Варяжко умен, – согласился Владимир. –Утром посветлу пойдут, осматривая каждое дерево. Белка не схоронится.

– Умен, – процедил Олаф, – мне бы его шею…

Он сблизил ладони и внезапно сомкнул с такой силой, что будьтам даже бычья шея Варяжка, ей бы пришлось стать не толще мышиного хвоста.

– Я пойду взгляну, – сказал Владимир. – А тыподожди переполоха. Будет, обещаю. А потом проберись по реке до во-о-он тойсосны. Видишь, черная раздвоенная вершинка, будто по ней гром бил. И все равновыросла выше всех!.. Коней придется оставить. Утром вблизи сосны встретимся.

Олаф сказал обидчиво:

– Почему ты? Пойду я. А ты пробирайся до сосны. Какбудто я отличу сосну от елки!

– Мы не в скалах, – напомнил Владимир. – Этолес, а я – лесной человек. Вся Русь – это большой лес. И я здесь как рыба вводе.

– Это я рыба, – сказал Олаф.

– Ладно, я волк. Сумей пробраться незамеченным, ладно?

Он исчез в кустах, не шелохнув веточкой. Олаф замер сраскрытым ртом, не успев возразить. В полной тиши на той стороне перекликалисьлюди, а костры разгорались ярче. Ни сучок не треснул под ногами хольмградца, нилисток не шелестнул. Он исчез в самом деле как молчаливая рыба в тихой воде,даже без всплеска.

Владимир продвигался, пока не рассмотрел костры отчетливо.Люди сновали с топорами и копьями. Многие были с луками. Повсюду торопливособирали хворост, рубили сухие деревья, стаскивали в кучи.

За трепещущим светом тьма была чернее дегтя. Там изредкамелькали силуэты, выхваченные разгоревшимся костром, но огонь приседал, и тьмасгущалась еще сильнее.

Присмотревшись, он отыскал взглядом нетронутые сучья,подобрал и, схоронив лицо за охапкой, пошел через линию костров. Там в глубинегорели еще два, трое мужчин вполголоса беседовали. Один остановил его злымокриком:

– Куда прешь, дурак? Брось там.

Владимир послушно повернулся и пошел к другому костру,положил ветки на землю, одновременно зачерпнул золы и, словно бы вытирая пот,вымазал лицо. Отвернувшись, слушал негромкий разговор:

– Думаешь, они там сидят и ждут?

– Скорее наткнутся сразу.

– Верейко сидит на дереве, но пока ничего не кричит!

– Твой Верейко в гнезда птичьи заглядывает. А что емудорога? Да и темнеет быстро…

– Ну, ночью не пойдут!

Владимир подобрал дротик и, отвернувшись, как можно быстрее,но незаметнее, сдернул наконечник. Опустив голову, чтобы отросшие волосы падалина лицо, черное как у беса, потащился вглубь от костров, цокая языком ипечально качая головой.

Из-за дерева гаркнул злой голос:

– Куда прешь, дурак?..

Владимир вздрогнул, умоляюще вытянул руки с древком дротикаи наконечником.

Невидимый дружинник сказал еще злее:

– Сразу насадить не мог крепко? На кой бес взяли этолапотное дурачье!.. Только мешаются. Иди левее, там кузнец с походной кузней.

А другой голос из кустов отозвался с ленивой насмешкой:

– Варяжко и это предусмотрел. Взял же кузнеца?

– Да тут и без кузнеца делать неча. Нас человек сорок,а с мужичьем так вовсе друг другу хвосты заносим на поворотах…

Дальше Владимир не слышал, уходил неспешно, на ходу так иэдак прилаживал наконечник, крутил головой, сокрушенно охал. Когда подошел кшалашу кузнеца, железное жало уже сидело на прежнем месте, хоть и не больнопрочно.

Просторный шалаш был закрыт так плотно, что не видно былодаже искр, только дымок пробивался в щели да слышались равномерные удары железапо железу. То ли кузнец свято хранил даже такие мелкие тайны, как починкуоружия, то ли Варяжко велел держать кузню скрытно. Владимир пихнул дверцу. Влицо упруго ударило сухим жаром, звон стал громче.

Кузнец на маленькой походной наковальне лениво правилдлинный узкий нож. Мальчишка раздувал переносной горн. Владимир сказалторопливо, захлебываясь словами:

– Варяжко велел взять оковы… и спешить к нему!

Кузнец вскинул брови:

– Пошто?

– Пымали обоих. Спеши!

Кузнец убрал ладони от ножа с такой поспешностью, будтодержал остывающую молнию. Мальчик ахнул, его чистые глаза уставились наВладимира, словно хотели стереть грязь и копоть с лица.

– Я бегу, бегу, – заторопился кузнец. –Неужто уже все кончилось?