Стоунхендж - Юрий Никитин

Томас помрачнел.

— Кто?

— Я слышал, ваш старый знакомый. Он же друг и роднякнязя.

— Как его зовут?

— Не помню. Какой-то половецкий хан, каких немало. Новы выбили ему зубы где-то, теперь он хочет выбить зубы вам. По старому зуб зазуб, да еще и по-христиански: долг вернуть сторицей.

Калика вмешался:

— Рыцарь не знает, но у нас и зубов-то столько нет.

— Хан придумает, что выдрать еще...

Томас грозно бросил ладонь на рукоять меча. Голос былподобен реву боевого рога, зовущего правоверных христиан на штурм сарацинскойкрепости:

— С мечом да на таких конях? Да мы их, их же шапкамизакидаем! Даже не вынимая из них головы.

Посланец все не мог закрыть дверь:

— Умоляю, не надо драк! Вы должны уехать тихонько!

Когда за посланцем закрылась дверь, Олег сказал восхищенно:

— Томас, ты просто чудо!.. Такие кони!.. Я даже недумал, что ты и здесь сумеешь то да се... что-то где-то успеть. Правда, послепира ты что-то чересчур долго ходил до ветру... Правда, Яра?.. Но я ж не думал,что ты успеешь побывать в княжеской спальне...

Томас метнул на Яру мимолетный взгляд — еще подумает плохоео рыцарях Британии, — сказал с достоинством:

— Сэр калика... Я не знаю, на что ты намекаешь, но,клянусь, ничего такого не было!

Яра издала странный носовой звук, а калика громко удивился:

— Да я что? Разве я спорю? Правда, коней же дали... Даеще всем троим! Это ж как надо расстараться... Не задурно ж. Быль молодцу не вупрек. Но все равно не спорю. Не было так не было. Лишь бы кони были добрые.Правда, Яра?

Лиловые глаза молодой женщины стали зелеными. Она натужноулыбнулась, но Томас увидел только острые клыки.

— И для тебя старался, — рассуждал калика. —Тоже коня зарабатывал. Чтоб помнила его заботу...

Томас чувствовал себя, как уж на горячей сковородке. Яра,судя по виду, предпочитала идти пешком. А калика все подбрасывал дровишки вогонь.

— А кони добрые... Да такому молодцу любая девка чтохошь отдаст!.. Поди, даже уговаривать не довелось. Верно, Томас?

Рыцарь прорычал люто:

— Сэр ка-ли-ка... Клянусь, я даже не видывал здешнююкняжну. И княгиню. И княженят! Даже княжью собаку не видел!

— Ну, за собаку я ничо не говорю... Хотя... гм...Впрочем, ты ж из холодной и туманной Британии, а не Греции, где под жаркимсолнцем едят слишком много жареного мяса с перцем и аджикой... Лучше пойдемтепосмотрим коней. Не порченые ли?

Медлить не стали, ибо люди хана могли поторопить князя, атому наскучит дожидаться у городских ворот. Выехали сразу же, благо кони былисвежие, отдохнувшие, сила била ключом.

Томас ехал впереди, не мог видеть холодного лица Яры инамекающей ухмылки калики. Народу на улицах было мало: сейчас все либо набазаре, либо на рынке, даже ремесленники повезли свой товар на торг, а знатныеда именитые спешат к княжескому двору показаться на глаза, выказать рвение.

Дорога неожиданно вывела на главную улицу, а за три боярскихтерема виднелись княжеские хоромы. Калика с интересом взглянул на Томаса, тотзаерзал в седле, чувствуя на спине две пары вопрошающих глаз. Сказать, чтосовершенно случайно выехал к терему князя, не поверят, да и оправдыватьсякак-то недостойно рыцаря.

— Никого, — заметил калика равнодушно.

— А кого ты ждал? — спросил Томас.

— Я? — удивился калика.

Окна терема были открыты навстречу теплому солнечному дню,но хотя бы одно женское лицо появилось!

Конь Томаса звонко бил подковами, наконец в окошко кто-товыглянул. Томас тут же поднял коня на дыбы. Тот картинно забил переднимикопытами по воздуху, грозно заржал, красиво выгибая шею. Мышцы перекатывалисьпод лоснящейся кожей, играли, вздувались, как у сэра калики, когда тот дралсяполуголый.

В окнах вслед за женскими лицами появились мужские. Яравовсе остановилась в десятке шагов сзади, не желая участвовать в постыдномзрелище, когда взрослый мужчина, как глупый петух, пытается вызвать вниманиенарумяненной толстой девки. А калика, перестав скалить зубы, сказал с жалостью:

— Томас, опомнись!.. Да где это видано, чтобы на Русибабы дарили мужикам коней?.. Даже если они княгини?

Томас опустил коня, насторожился.

— На что ты намекаешь?

— Томас, я слышал, как гуляка в корчме орал, чтоздешний князь вдов, а два сына воюют в дружине киевского князя. Так что немечтай о княжне и даже княгине.

Двери терема распахнулись. Томас с седла видел, как черездвор к воротами побежали с десяток стражей, у каждого в руках было либо копье,либо меч, некоторые бежали уже с натянутыми луками.

В окнах княжеской палаты лиц как ветром выдуло, взамен троеувидели суровое лицо князя, так непохожее на прежнее, сонно-ленивое, каким еговидели на пиру. Высунувшись по пояс из окна, он крикнул бешено:

— Только коней беречь!

Олег свистнул по-скифски, пустил коня вскачь вдоль улицы.Томас без всякой охоты последовал за ним, а за спиной звонко стучали подковыконя Яры. Она вихрем обогнала рыцаря, не поведя и бровью, и они понеслись скаликой плечо в плечо.

Улица изгибалась, сворачивала, наконец вывела на крупныйбазар. Народ продавал прямо с телег, а мелкие торговцы сновали в толпе слотками, навязывали товар. Гвалт стоял такой, что даже грохот копыт сразупотонул в море человеческих голосов. Отары овец и свиные туши продавали рядом сшелковыми тканями, мешки с яблоками стояли среди столов с глинянымисвистульками.

Дорогу загородила длинная телега с глиняными горшками. Олегзаорал:

— Чьи горшки?

Из-под телеги вылез старик в холщовой рубашке, загородилсяладонью от солнца.

— А?

— Сколько просишь за горшки?

— Ну... ежели возьмешь много...

— Все беру! Ну, быстро!.. А то у другого возьму.

Старик взмолился:

— Мои лучшие в городе!.. Ежели возьмешь все, то трисеребряных... аль половинку золотого...

Олег швырнул ему монету.

— Бери целую!

Он спрыгнул с коня, рывком перевернул телегу, тут жезвериным прыжком оказался в седле.

— Поехали!

Сзади был грохот, треск, а затем вопли и крики стражников,которые попали под лавину горшков. Воз, торча вверх колесами, закупорил узкуюулицу. Погоня долго возилась, оттаскивая воз, больше мешали друг другу, чемпомогали, а трое унеслись с базара, выметнулись на тихую улицу.