Керенский - Владимир Федюк

Приезд балтийской делегации окончательно разрушил порядок и дисциплину на Черноморском флоте. Выступая на митингах, ораторы из Кронштадта призывали своих товарищей-черноморцев покончить с засильем офицеров. По их словам, офицерские организации готовят контрреволюционный мятеж и единственным способом избежать этого может стать поголовное разоружение всех офицеров. Таких речей в Севастополе еще не слышали. Сказалось то, что прежде Колчак тщательно оберегал флот от левых агитаторов. Матросы-черноморцы не имели необходимого иммунитета и спасовали перед агрессивной манерой гостей.

Начались нападки и на самого командующего флотом, чего раньше не было. На одном из митингов какой-то оратор обвинил Колчака в том, что он богатый помещик и потому заинтересован в продолжении войны как можно дольше. Взяв ответное слово, Колчак заявил, что все его имущество составляют чемоданы, которые его жена в последний момент вывезла из Либавы накануне захвата ее немцами. Колчак сказал, что если кто-нибудь обнаружит у него имение или капиталы в банке, он охотно отдаст их нашедшему.

Несколькими днями спустя произошел инцидент, подобного которому раньше и представить было невозможно. Команда миноносца "Жаркий" потребовала удаления своего командира старшего лейтенанта Г. М. Веселаго за то, что он "чрезмерно храбрый", а потому рискует жизнями своих матросов. После этого Колчак приказал спустить на "Жарком" флаг и вывести его из числа боевых сил.

Конфликт нарастал. На очередном митинге 5 июня 1917 года встал вопрос о неком офицере, который посмел выругаться, когда при смене караула ему не отдали честь. Митинг постановил арестовать виновного. В этот момент на волне общего возбуждения кто-то предложил немедленно разоружить всех офицеров. Когда об этом доложили Колчаку, он приказал собрать на палубе "Георгия Победоносца" всю команду. Обратившись к ним, он сказал, что офицеры всегда верой и правдой служили Родине и потому приказ о их разоружении является незаслуженной обидой. Эту обиду он воспринимает и на свой счет и потому слагает с себя командование флотом. Свою золотую саблю, пожалованную ему за участие в обороне Порт-Артура, Колчак выбросил в море, не желая отдавать ее никому.

О своей отставке Колчак тот же сообщил в Петроград. Ответом ему была телеграмма за подписями князя Львова и Керенского. В ней Колчаку и капитану Смирнову, как "допустившим явный бунт", предписывалось немедленно выехать в столицу для доклада. Через несколько дней в Мариинском дворце состоялось заседание правительства. Объясняя обстоятельства своего ухода, Колчак попытался уйти от эмоций, но Смирнов прямо обвинил в происшедшем Керенского. По его словам, вооруженные силы могут существовать только на основе дисциплины и порядка. Свобода, которую так рьяно проповедует военный министр, неизбежно выливается в хаос и анархию. После этих слов князь Львов прервал его и попросил Смирнова и Колчака выйти, для того чтобы правительство приняло решение.

В итоге Смирнов был переведен на Каспийское море, а Колчак отправлен во главе военной миссии за границу.

В том, что произошло в Севастополе, был виновен не только Керенский. Остановить прогрессирующий развал армии не смог бы и волшебник. Однако к этому развалу Керенский, несомненно, приложил свою руку. В оправдание его можно сказать, что он, как и в большинстве случаев, был предельно искренен в своем поведении. По словам Колчака, Керенский "как-то необыкновенно верил во всемогущество слова, которое, в сущности говоря, за эти два-три месяца всем надоело".[215] Именно в это время начало проявляться то обстоятельство, которое через короткий срок приведет Керенского к краху. Он трагически отставал от времени. Керенский жил еще атмосферой февральско-мартовских дней, в то время как страна постепенно отходила от угара первых месяцев революции. Хуже всего, что Керенский категорически отказывался понимать это. Он обманывал и себя и сотни тысяч тех, кто продолжал ему верить.

Одним из первых мероприятий Керенского на посту военного министра стали кадровые перемещения. Должность первого товарища (заместителя) министра занял генерал А. А. Маниковский — известный специалист в области военного снабжения. Остальные посты поделили между собой "младотурки". Товарищами министра были назначены полковники Г. А. Якубович и князь Г. Н. Туманов. Полковник Л. С. Туган-Барановский стал начальником канцелярии министерства. При министерстве было учреждено Политическое отделение, которое возглавил прапорщик П. М. Толстой. Чуть позже главнокомандующим Петроградским военным округом был назначен еще одни представитель "младотурок" — генерал П. А. Половцев.

Расставив на ключевые позиции верных людей, Керенский фактически устранился от дальнейшей повседневной работы. За два месяца пребывания в должности военного министра он в общей сложности находился в Петрограде не более двух недель. В эти дни он большую часть времени проводил на заседаниях правительства или Исполкома Совета, а в своем министерстве фактически не появлялся. Ф. А. Степун позднее писал о Керенском, что, "неустанно носясь над хаосом революции, он был вездесущ и поэтому неуловим. Заставить его хоть на минуту "снизиться" не было никаких человеческих сил".[216] В отсутствие Керенского военное министерство впало в спячку. Если во времена Гучкова в особняке на Мойке постоянно толпился народ, то сейчас министерские коридоры были пусты, и лишь изредка здесь можно было встретить несведущего просителя, забредшего в наивной надежде найти "революционного министра".

Надо сказать, что "революционный министр" обладал властью куда большей, чем была у военного министра императорской России. В мировую войну глава военного министерства отвечал в первую очередь за снабжение армии. Все важнейшие назначения производились приказом Верховного главнокомандующего. Иначе и быть не могло в ту пору, когда эту должность занимали великий князь Николай Николаевич, а потом и сам царь. Ситуация изменилась уже в первые дни революции. Начало новой практике положил Гучков, задумавший провести чистку высшего командного состава. Но Гучков хотя бы знал значительную часть старших генералов. Керенский же дотоле вряд ли был знаком с кем-то из них. Его поступки в новой должности подчас производят впечатление то ли полной некомпетентности, то ли поражающей наивности.

Главным консультантом Керенского по военным вопросам стал его шурин полковник (позднее — генерал-майор) В. Л. Барановский. Прежде он занимал скромный пост в управлении генерал-квартирмейстера, но в начале мая был отозван в столицу и назначен главой личной канцелярии (кабинета) военного министра. Керенский писал о нем в своих воспоминаниях: "Полковник Барановский ежедневно докладывал мне о текущих событиях, следил за назначениями в Ставке и держал меня в курсе событий, которые происходили в Петрограде во время моих частых поездок на фронт".[217] Недоброжелатели называли Барановского "нянькой", "телогреем" Керенского. Но Барановский не отличался сильным характером, да и не имел таких знакомств среди генералитета, чтобы быть по-настоящему полезным.