Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Дворец над городом был огромным, даже больше, чем Запретный город в Пекине, с множеством прямоугольных зданий, расположенных по схеме, напоминающей прямоугольный орнамент. Такие же орнаменты были и на одеждах горожан. Каменные постаменты перед дворцом были вырезаны в виде необычных фигур, каких-то помесей птиц и животных, окрашенных во все цвета, так что Кеиму было даже страшно смотреть на них. Интересно, живут ли странные существа, изображённые на них, в глубине этой страны, или это их версии дракона и феникса? Он увидел много меди и кое-где бронзу и латунь, но в основном всё было из золота. Стражники, рядами стоявшие вокруг дворца, держали длинные копья с золотыми наконечниками, их щиты тоже были покрыты золотом; красиво, но не очень практично. Наверное, их врагам тоже было незнакомо железо.

Во дворце их провели в огромную залу, одна стена которой отсутствовала, открывая вид на внутренний двор, а три другие покрывала золотая филигрань. Кеима вместе с Бабочкой и другими китайцами пригласили устраиваться на покрывалах, расстеленных вокруг.

В залу вошёл их император. Все поклонились и расселись на земле. Император устроился на клетчатом покрывале рядом с гостями и сказал что-то учтивым тоном. Это был человек лет сорока и белозубый, он был хорош собой – с широким лбом, высокими рельефными скулами, ясными карими глазами, острым подбородком и сильным ястребиным носом. На нём была корона из золота, украшенная маленькими золотыми головами, подвешенными в прорезях, как головы пиратов у ворот Ханчжоу.

Это укрепило тревожное чувство внутри Кеима, и он придвинул ружьё под накидкой, украдкой оглядываясь по сторонам. Поводов для беспокойства не было. Да, там присутствовали грозные на вид мужчины, императорские воины, готовые броситься на него, если безопасности императора что-то будет угрожать, но это и всё, и это казалось разумной мерой предосторожности при встрече с чужаками.

Вошёл жрец в мантии из кобальтово-синих птичьих перьев и провёл церемонию для императора, после чего весь день они пировали, объедаясь мясом, на вкус похожим на баранину, овощами и овощными пюре, которые Кеим раньше не пробовал. Пили почти одно только слабое пиво, за исключением крепкого, огненного бренди. В итоге Кеим почувствовал опьянение и заметил, что его люди едва держатся на ногах. Бабочке еда не понравилась на вкус, и потому она почти не ела и не пила. Выйдя во двор, мужчины танцевали под барабаны и тростниковые дудочки, звучали напевы, очень уж похожие на корейские, отчего Кеим вздрогнул: ему пришло в голову, что предки этих людей могли попасть сюда из Кореи много веков назад, подхваченные Куросио. Возможно, несколько пропавших кораблей населили всю эту землю, основав здесь свои династии; их музыка и впрямь звучала как эхо прошлого века. Кеим решил поговорить об этом с И-Чинем, когда вернётся на корабль.

На закате Кеим выразил желание вернуться к своим кораблям. Император посмотрел на него, подал знак жрецу в мантии и встал. Все тоже встали и поклонились. Император вышел.

После его ухода Кеим встал, взял Бабочку за руку и попытался увести её тем же путём, каким они пришли (хотя он сомневался, что запомнил дорогу), но стражники преградили им путь, скрестив перед ними копья с золотыми наконечниками и приняв позы столь же церемониальные, как и их танцы.

Кеим изобразил неудовольствие, что оказалось совсем легко, и жестами объяснил, что Бабочка будет расстроена и сердита, если не сможет вернуться на корабль. Но стражники не сдвинулись с места.

Что ж, приплыли. Кеим проклинал себя за то, что покинул пляж с такими подозрительными людьми. Он нащупал оружие под накидкой. У него будет всего один выстрел. Оставалось надеяться, что И-Чинь придёт с подмогой. Хорошо, что он уговорил доктора остаться, потому как понимал, что И-Чинь лучше всех справится с организацией спасательной операции.

Пленники провели ночь, свернувшись рядышком на покрывале, окружённые бдящими стражниками; стражники не спали, а только жевали маленькие листочки, которые доставали из заплечных сумок, спрятанных под клетчатыми туниками. Они не смыкали блестящих глаз. Кеим обнимал Бабочку, и она жалась к нему, как кошка. Было холодно. Кеим сказал остальным лечь вокруг, всем вместе, защищая её хотя бы своей близостью, или, по крайней мере, теплом своих тел.

На рассвете вернулся император, разодевшись, как большой павлин, или птица феникс, в сопровождении женщин с золотыми чашами на груди, причудливым образом напоминавшими формой настоящие груди с рубиновыми сосками. Вид женщин вселил в Кеима наивную надежду, что с ними всё будет в порядке. Следом за ними вошли верховный жрец в мантии и неизвестный в клетчатой маске, чей головной убор украшали крошечные золотые черепа. Здешнее воплощение бога смерти, в этом не могло быть сомнений. Он явился сюда, чтобы казнить их, подумал Кеим, и осознание этого заставило его встрепенуться и воспринимать окружающее с особой остротой; всё золото белым покрывалом блестело на солнце, пространство, по которому их вели, приобрело дополнительную глубину и плотность, и клетчатые люди казались такими же твёрдыми и яркими, как ярмарочные демоны.

Их вывели в туманный рассвет, занимавшийся горизонтальной полосой, и повели на восток, вверх по склону горы. Весь день они шли наверх, и весь следующий день, пока Кеим не начал задыхаться от подъёма, изредка оглядываясь из-за гряды и глядя вниз, на море, которое казалось оттуда синей массой, совершенно плоской и очень далёкой. Он никогда не думал, что можно подняться так высоко над океаном, он чувствовал себя птицей. И всё же впереди, на востоке, ждали ещё более высокие горы, а некоторые гребни хребта были грузными белыми вулканами, как гигантские горы Фудзи.

Они направлялись к горам. Их хорошо кормили и поили чаем, горьким, как квасцы; а позже, во время музыкального обряда, угостили маленькими чайными листьями в маленьких же мешочках – это были те же рваные зелёные листья, которые жевали в первую ночь их охранники. Листья тоже оказались горькими на вкус, но вскоре рот и горло от них онемели, и тогда Кеим почувствовал себя лучше. Листья бодрили не хуже чая или кофе. Он сказал Бабочке и своим матросам тоже жевать листья. Сила, тонко заструившаяся по его нервам, дала достаточно энергии ци, чтобы задуматься о побеге.

Казалось маловероятным, что И-Чинь сможет пересечь весь землисто-золотой город и повторить их путь, но Кеим не прекращал в это верить с какой-то яростной надеждой, которую чувствовал всякий раз, как смотрел на лицо Бабочки, ещё не тронутое сомнениями и страхом; происходящее казалось ей просто очередным этапом путешествия, которое и до того складывалось очень необычно. Нынешние впечатления даже увлекали её своими птичьими цветами, золотом и высокими горами. Казалось, высота, на которую они поднялись, не оказывала на неё никакого воздействия.

Кеим начал понимать, что облака, теперь часто проплывавние под ними, существовали в воздухе более холодном и менее насыщенном, чем живительный солёный бульон, которым они дышали на поверхности моря. Однажды он уловил дуновение этого морского воздуха – или, возможно, только запах соли, ещё остававшейся в его волосах, – и теперь жаждал его, как пищи. Он изголодался по воздуху! Он содрогнулся, представив, как высоко они поднялись.