Ангелы смерти. Женщины-снайперы. 1941-1945 - Алла Бегунова

Тут я еще должна сказать, что учеба — это одно. В школе, там много чего дают, но когда приехали на фронт, тут все по-другому. И мы, конечно, в амбразуры сунулись, чтобы посмотреть, а как там немец? И в этот первый день у нас убило девушку-ленинградку. Она всю блокаду была в Ленинграде, и в первый день приезда, когда она сунулась в амбразуру, ей пуля рикошетом попала в глаз. Так что наша служба на войне началась с похорон.

Когда я первого фрица убила, вернулась в подразделение, то ко мне пришел журналист, хотел взять интервью. Чего уж я говорила, не знаю, но я ни в тот день, ни на следующий ни есть, ни пить не могла… Я знала, что он — фашист, что они напали на нашу страну, они убивали, жгли, вешали наших, но все-таки это — человек. Такое состояние, что… Второго когда убила, тоже было ужасное состояние. Почему? Потому, что я в оптический прицел видела его: молодой офицер. Он смотрел вроде бы на меня, и вдруг я его убила. Но это же человек! В общем, состояние ужасное. А потом уже чувства как-то притупились. Убивала — вроде бы так положено… Закончила войну сержантом, командиром отделения девушек-снайперов при 143-й стрелковой дивизии, награждена орденом Славы III степени в феврале 1945 года…

ЛИДИЯ ГУДОВАНЦЕВА:

…Июль 1943 года. Мы, четыре девчонки, выпускницы Центральной женской школы снайперской подготовки, Саша Кузьмина, Тося Федорова, Зина Ягодкина и я, едем не Северо-Западный фронт… Все четверо попали в 23-ю гвардейскую стрелковую дивизию. И вот мы в траншеях…

Первые дни наблюдали за вражеской обороной, изучали местность, подготавливали для себя ориентиры. Очень помогли нам разведчики. Они показали, откуда лучше выползать в нейтральную зону, где от опушки леса в свои основные траншеи ходят фрицы, как к себе домой. Посоветовали поломать им этот маршрут.

Чудесный летний день. Еще сыро и как бы туман, но это — утреннее испарение от болотистой почвы. Вдвоем с напарницей Сашей Кузьминой отправились на первую «охоту». Выползли, тщательно замаскировались, приняли изготовку и замерли. Впереди притаился враг. От усиленного напряжения слезились глаза. Тут начало припекать солнце. Мы — без единого движения. Нас облепил рой комаров и мелкой мошкары. Свет был не мил! Мучали они невыносимо, а отогнать нельзя. Только отдуваешься, чтоб в глаза не попадали. А утро — прелесть: солнышко, птички чирикают в этой утренней, совсем нефронтовой тишине. Даже не верилось, что война.

Внезапно на опушке леса показался немец и направился к своей обороне. Дистанция до опушки метров 400, а до траншей — всего 70 метров. В руке у него большой, ярко сверкающий на солнце чайник, за спиной ранец. Значит, несет завтрак своим. Я дала ему пройти метров двести до опушки и выстрелила. Гитлеровец упал.

И минуты не прошло — забегали фашисты в своих укрытиях, засуетились и начали палить из пулеметов, винтовок по нашим траншеям. Мы с Сашей залегли в стыке обороны двух наших батальонов, откуда хорошо просматривался угол вражеских траншей и даже дверь землянки.

Хотелось брать их на мушку и бить, бить! Но, увы! Выдержка, терпение у снайпера в первую очередь.

Почти до вечера мы наблюдали за участком. При заходе солнца от опушки леса короткими перебежками побежал немец и шлепнулся около убитого. Но что он делает? Пристальнее всмотревшись в оптический прицел, мы увидели, что на ноги убитого он надел петлю веревки, которая тянулась к опушке. По его сигналу ногами вперед убитого потащили в лес. Сам же немец полз с ним рядом по-пластунски. Но убитого так быстро волокли, что этот не успевал, отставал. Саша Кузьмина взяла его на мушку, и все было кончено. До темноты мы пролежали в засаде, а гитлеровцы тем временем нещадно палили по нашей обороне из минометов в отместку за двоих убитых. Но и наши не оставались в долгу.

Когда мы явились в землянку командира роты для доклада, все, кто был там, покатились со смеху. Нас это несколько смутило. Старший лейтенант Дмитриев тут же одернул солдат, подал нам маленькое зеркальце и мягко сказал: «Не тушуйтесь, посмотрите на себя, и посмеемся вместе». Мы пришли в ужас. Вместо лиц у нас — сине-багровые рожи со щелочками взамен глаз. Вот так жестоко обработали нас комары и мошкара. Невольно, взглянув друг на друга, начали смеяться. От радости за открытый боевой счет мести фрицам, и за эти чудо-лица наши, да за то счастье, что мы среди своих, живы и невредимы.

Вот так мы получили боевое крещение, так начали истреблять непрошеных пришельцев на нашу родную землю. В тот день у нас с Зиной появилось по одной засечке на прикладе винтовки.

За два с половиной месяца на Северо-Западном фронте мы, девушки-снайперы, в условиях обороны уничтожили по 10–11 фрицев. За эти первые боевые успехи командование наградило нас: Тосю Федорову и Зину Ягодкину — медалью «За боевые заслуги», Сашу Кузьмину и меня — медалью «За отвагу». Мы с гордостью носили на своих гимнастерках эти боевые награды, а кроме того, — знак «Гвардия» и значок «Снайпер». Солдаты смотрели на нас с восхищением и радостью. А иногда, увидев нас в траншеях или в землянке, в шутку командовали: «Встать! Стеклышки идут!» Нас прозвали «стеклышками» из доброй зависти к оптическим прицелам, установленных на наших винтовках-«трехлинейках»…

Мне повезло. От Старой Руссы я с боями дошла до гитлеровского логова. Там на подступах к Берлину, 12 апреля 1945 года, для меня был последний бой… Личный снайперский счет — 76 фашистов, младший сержант 68-го стрелкового полка 23-й гвардейской дивизии, награждена орденами: Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Славы III степени, две медали «За отвагу», медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

ЛИДИЯ СИТКОВА:

…По дороге в полк мы считали, что, как приедем, сразу же боевую работу начнем. Но прошел день, другой, а дальше учебных стрельбищ нас не посылают. Мы — к командиру полка — жаловаться. А он говорит: «В снайперской школе вас, конечно, многому научили, но опыта вам, товарищи бойцы, видимо, пока не хватает. А уж если торопитесь на противника взглянуть, то пусть наши бывалые снайперы вам его покажут…» Тут же он вызвал сержанта Лавриненко и поручил ему нас.

На следующий день мне и еще двум девушкам выдали белые маскхалаты, и мы отправились в путь. По дороге сопровождающий объяснял, где можно идти в полный рост, а где надо пригнуться, где лучше перебежками, а где по-пластунски ползти. А места кругом такие, что даже от одних названий жутко становилось: «Черный перевал», «Долина смерти»…

Мы подошли к первой линии обороны. Лавриненко показал нам, какие участки он выбрал бы для снайперской засады, расставил нас, рассказал, как лучше уберечься от огня противника.

Помню, окопалась я в своей ячейке, жду. Совсем немного времени прошло, тут вижу, как немцы в своих траншеях зашевелились. Одна фигура мелькнула, другая, третья.

«Ну, — думаю, — повезло, первый выход за задание, даже не боевой, а ознакомительный выход, а я могу проявить себя, показать в деле».

Только эти мысли у меня в голове в тот момент и были. А все, чему в школе учили, и правила расчетов, и то, что целиться надо тщательно, не торопясь, все, что, казалось, назубок знала, вдруг куда-то улетучилось. Прицелилась я наскоро и выстрелила. И конечно, промахнулась.