Bella Figura, или Итальянская философия счастья. Как я переехала в Италию, ощутила вкус жизни и влюбилась - Камин Мохаммади

Продукт сезона: белые трюфели и зеленое оливковое масло.

В городе пахнет: жареными каштанами.

Памятный момент в Италии: деревенская sagra.

Итальянское слово месяца: tranquillità[123].

– Луиго, он даже губы облизывает, когда смотрит на меня! Ну то есть каждый раз – наверное, у него это происходит безотчетно. Но это так сексуально…

Луиго, опершись о барную стойку, слушал мою болтовню.

– Так значит, он Тот Единственный?

– О боже, нет! – замотала головой я. – Это так, развлечение. У него слишком много сложностей, не хочется связываться, – решительно ответила я.

– Ладно, – продолжал Луиго, пытаясь придать голосу серьезность. – Но ты ведь уже познакомилась с сыном?

– Ну да, – признала я. – В прошлые выходные. Прежде чем отвезти меня домой, Бернардо нужно было заехать за ним, к его другу.

Я рассказала Луиго, как мы ездили в Муджелло, еще один живописный уголок Тосканы, по соседству с Колоньоле.

– Это ведь родина Медичи, – похвасталась я своими новыми знаниями. – И там просто обалденно!

– А сын-то как? – спросил Луиго, не давая мне сменить тему.

– Да ничего, милый мальчик, – ответила я.

Мы приехали в просторный деревенский дом, где нас проводили на кухню с большим камином. Там мы выпили кофе с другими родителями, а потом пришли дети. Сын Бернардо оказался стройным мальчиком, светловолосым и синеглазым – эти черты он унаследовал от своей матери-шведки. Форма лица у него была от отца, с тем же длинным носом, в обрамлении кудрявых волос. Он пожал мне руку и отошел к друзьям, искоса на меня поглядывая.

Отец другого мальчика заговорил со мной по-английски. Он был в разводе и тоже жил на Сан-Никколо. Вынув из кармана визитную карточку, он протянул ее мне со словами:

– Раз уж мы соседи, нужно как-нибудь встретиться и чего-нибудь выпить.

Тогда Бернардо подошел ко мне и обнял за талию.

– Луиго, этот парень со мной заигрывал! – сказала я. – Прямо на глазах у Бернардо и детей! Я не знала, что сказать.

– Ты все еще удивляешься итальянцам, bella?

– Потом они отвезли меня во Флоренцию, – продолжала я. – И я пригласила их на чай. Его сын кажется взрослее своих пятнадцати, но, наверное, так всегда бывает с детьми родителей-одиночек?

Луиго кивнул.

– Значит, все прошло нормально? – заключил он. – Мальчику ты, конечно, понравилась – ты ведь из Лондона, да еще и ходячая энциклопедия поп-музыки…

Все и в самом деле прошло нормально. Мы сидели на кухне за чаем и болтали. Всем было хорошо и легко. И когда Алессандро отошел в туалет, Бернардо посмотрел на меня таким сентиментальным взглядом, что я намеренно заговорила первой, боясь того, что он может мне сказать. Тут в комнату вернулся Алессандро, и момент был упущен, но, несмотря на мои протесты и заверения, что с Бернардо я только развлекаюсь, я была так растрогана этим одиноким хромым мужчиной и его светловолосым сыном, что, когда закрыла за ними дверь, на глаза навернулись слезы.

«Я нужна им!» – подумала я, но ничего не сказала Луиго. Я и себе боялась в этом признаться, игнорируя четкие сигналы сердца: вот тебе семья – только руку протяни.

Она неидеальная и не тобой созданная, но твоя.

Хотела ли я этого? Отмахнувшись от этого вопроса, я продолжала убеждать себя, что встречаюсь с Бернардо лишь ради развлечения, эпического секса и потому, что мне нравится, как он облизывается, глядя на меня.

Мы приехали в огромный супермаркет на выезде из города. Я так давно не была в таких больших магазинах, что бродила между полками как под гипнозом. От разнообразия фруктов и овощей в отделе зелени рябило в глазах. Здесь я узнала, что перед тем, как прикоснуться к чему-нибудь, нужно надеть прозрачные полиэтиленовые перчатки, а потом взвесить и наклеить ярлычок с ценой. Всему этому научил меня сын Бернардо, то и дело исчезая между прилавками, чтобы неожиданно выскочить, как Като Фонг из «Розовой пантеры», на проходящего мимо отца, имитируя приемы карате и одновременно уворачиваясь от других покупателей, пока я, смеясь, шла за ними.

Жизнь в Колоньоле была тихой и спокойной. Бернардо готовил, Алессандро помогал, и все это перемежалось шутовскими боями в стиле ниндзя. Вскоре и я стала в них участвовать и, накрывая на стол, совершала боковой пинок ногой или рубящее движение рукой, как в карате. Потом мы ужинали, и Алессандро уходил к себе в комнату делать уроки, а мы садились у камина вместе с Коккой. Иногда жарили каштаны, иногда слушали музыку – Бернардо напевал мне свои любимые итальянские песни. Но часто просто сидели в тишине, слушая, как потрескивает огонь и похрапывает Кокка. Огонь действовал успокаивающе, Кокка издавала такое количество забавных звуков, а в объятиях Бернардо было так уютно, что я рисковала навеки увязнуть в этом уюте и спокойствии.

Вокруг царила абсолютная тишина, и мне нравилось наблюдать за спящими внизу собаками; в них было столько жизни и счастья. Вся атмосфера была пронизана покоем, сотканная из чувственных ночей и близости с Бернардо.

Иногда я оставалась и на следующий день, и мы с Бернардо валялись в постели. Глядя из окна, я наблюдала за тем, как солнце медленно ползет по небу и наконец скрывается за горизонтом, раскрашивая облака всеми цветами радуги, от ярко-оранжевого до нежно-розового, озаряя весь двор мягким лиловым светом. Тогда я подбегала к окну и, высунувшись из него, наблюдала за игрой цвета и света, а Бернардо, подойдя сзади и обняв меня за бедра, говорил:

– Мы не хотим, чтобы ты выпала из окна – мы ведь тебя только что нашли…

Когда ночью мы возвращались в дом Бернардо, фары освещали приближавшихся к краю дороги зверей и птиц: сову, усевшуюся на изгородь; дикобраза, вразвалку бредущего по зарослям, растопырив свои острые колючки; длинные ноги и белый пушистый хвост зайца, улепетывающего прочь с дороги. Однажды мы даже видели целый выводок диких кабанчиков с полосатыми спинками, которых вела по лесу их мать.

Днем виноградники оглашались криками фазанов и ленивым хлопаньем их крыльев при попытке взлететь, тетерева и куропатки топтались по дорожкам, кролики суетились в своих загонах, сводя с ума собак. Дикие голуби гнездились в стропилах, пустельга и сарычи кружили в небе, а в полдень по саду порхали бабочки. На кухне был мед из собственных ульев и свежее масло из собственных оливок.

В мой первый приезд Бернардо вручил мне банку меда и бутылку оливкового масла. Я пришла в восторг – я уже знала, что горьковатое свежее масло, ярко-зеленое, почти светящееся, было отжато из плодов тех самых олив, что окружали дом, а мед собран с растущих здесь же цветов и деревьев.