Человек отовсюду - Александр Громов

Мои рецепторы обнаружили излучение, едва я успел сделать два десятка шагов по коридору.

Простой вопрос: что делать?

Не люблю простых вопросов: ответы на них, как правило, чересчур сложны.

Стационарный летаргатор должен иметь внешнее питание. Ориентируясь по электромагнитным полям, я мог бы найти нужный силовой кабель и оборвать его. Однако каким же надо быть кретином, чтобы проложить этот кабель в пределах досягаемости того, кто заинтересован в обрыве! Нет в природе таких кретинов.

А у меня очень мало времени…

Обойти барьер резонансного излучения? Но как?

Вентиляция?

Вон он, короб на потолке. Только в нем наверняка решетки. Потеряю время.

Рецепт напрашивался только один и сильно мне не нравился: проскочить барьер с ходу. Как поведет себя мое тело? Моей нервной системой занимался главным образом корабль, мне ведь что синапс, что аксон – все едино. Медик я разве? Да и решается ли вообще задача конструирования живого существа, устойчивого к резонансному излучению?

Пока не проверишь, не узнаешь.

Мелкий страх закрался в душу. Мне вдруг очень захотелось, чтобы проверял кто-нибудь другой, а не я. Вот только где взять этого другого, идентичного мне? Я ведь не серийная конструкция…

И еще я чуял врагов. Их было много, тревога подняла всех. Они приближались, чтобы прижать меня к барьеру и расстрелять. Не самая веселая перспектива.

Что же ты, Ларс? Боишься? Дрожишь?

Я рванулся вперед. Не знаю, какую мощность конструкторы защиты подали на излучатель, но ее точно хватило бы, чтобы в один миг парализовать земного слона или твердианского толстопята. Человека, попавшего под излучение такой силы, не удалось бы оживить даже при помощи специальных средств. Я несся вперед огромными прыжками, и каждый следующий прыжок давался мне тяжелее предыдущего. Мышцы деревенели. Мозги, кажется, тоже. Какой толстый барьер!.. Когда она кончится, эта пытка?

На самом деле я не сделал и десяти прыжков, прежде чем выскочил из-под излучения, но и этого хватило, чтобы уменьшить мою и без того уже пониженную боеспособность минимум вдвое. Одно только было хорошо: мои раны, доставлявшие мне некоторое беспокойство, теперь совсем перестали болеть. Я давно подозревал, что в любой пакости обязательно найдется своя пусть мелкая, но приятная сторона.

Стены коридора как будто окутал туман – серая муть мешала видеть. Я тяжело дышал, вывалив язык, с клыков капала слюна. Мышцы оставались противно слабыми. Сколько прошло времени? А! Сколько бы его ни прошло, сколько бы ни осталось, медлить нельзя. Во-первых, не дадут, а во-вторых, я точно знал, что силы не вернутся ко мне так скоро. Что я, под летаргатор никогда не попадал, что ли?

Вообще-то было удивительно, что я еще мог двигаться. Умный корабль, несомненно, облагородил состряпанную мною конструкцию и увеличил ее возможности, но даже он не сумел сделать ее совершенно невосприимчивой к резонансному излучению. Нет в мире абсолютной защиты. Нет абсолютной неуязвимости. Так было, так будет.

Зато желание довести дело до конца бывает сильнее и боли, и усталости, и доводов рассудка. Вилли хотел как лучше, но я сам выбрал то, что выбрал.

Зверь рычал. Раненый, истерзанный, загнанный в угол, он все еще не собирался сдаваться. Задыхающийся, обессиленный, он был еще грозен и мог оторвать голову любому противнику. Пока мог. Но пройдет несколько минут – и бери его голыми руками. Этим зверем был я.

Один час двадцать минут с начала операции…

Тупик туннеля позади меня. Раскрытая пасть стальных ворот – впереди. Совершенно непонятно, для чего здесь поставлены ворота – ну не для поимки же диверсантов в западню! Никакой диверсант, кроме меня, не добрался бы до этого места.

Дело было сделано. Перевезенный на Землю с Прииска запас «темпо» перестал существовать. Разумеется, некоторое количество этих микроорганизмов находилось в искалеченных, если не убитых мною андроидах, но беспокоиться было не о чем: та малость «темпо», что не погибла в облаке горячей плазмы при взрыве термобомбы, погибнет позже естественным порядком. Чтобы «темпо» жили и размножались, нужно очень много «темпо». Как на Марции.

Пройдя сквозь барьеры, обычные для бактериологических лабораторий, сквозь все эти облучатели и души из вонючей жидкости, кое-что поломав при этом, я наконец очутился там, где надо. Я видел громоздкую установку, где только и могли размножаться «темпо». Я заставил трясущегося от страха белохалатника признаться в том, что это она и есть. И в тот самый момент, когда я прорычал всем присутствующим совет сматываться поскорее и подальше, был пущен газ.

Я ждал его раньше. Все-таки люди, даже подготовленные, будучи застигнутыми врасплох, тратят массу времени впустую. А придя в себя и обнаружив, что дело зашло далеко и легкими средствами его не поправить, начинают зачистку с решительностью, достойной ореолитов.

Кто, собственно, сомневался, что ореолиты произошли от обыкновенных людей?

Мой белохалатник, только еще собиравшийся пуститься наутек, страшно выпучил глаза, захрипел и опрокинулся навзничь. Не думаю, что остальные ученые и лаборанты, оказавшиеся чуточку проворнее, избежали его участи. Если уж газ подан в вентиляцию, то бежать особенно некуда, вентиляционные отдушины – повсюду. Впрочем, кто-нибудь, возможно, успел надеть изолирующую маску, затаился и выжил. Не знаю. Лично я не видел там никаких масок, да и зачем они при работе с «темпо»?

Вовремя перестав дышать, я остался в сознании. Дальше было просто: термобомба, радиовзрыватель, облако плазмы, уничтожившее лабораторию и распространяющееся по коридорам… Теперь мне оставалось только уйти живым на остатках ресурса моей биоконструкции. Вопрос: как?

Хороший вопрос…

Выход отсюда – он же и вход, другого пути нет. Значит, опять пробежка под летаргатором, а дальше… дальше меня ждут. С нетерпением.

И со страхом, конечно. Живым брать не будут. Вне всякого сомнения, земным биотехникам было бы очень интересно поизучать столь необычный организм, пока он еще не приведен в состояние полной негодности, да только вот незадача: «антитеррористической» операцией командуют совсем не ученые.

Какие еще пути отхода возможны? Вентиляция? Канализация? Несерьезно…

Имелось бы в запасе время – я просто затаился бы и выждал, пока изменится ситуация. Но времени не было. Почти совсем. Я уже начал обеспечивать себя кислородом кашалотовым способом, а это был последний резерв. Он же и единственный.

Хорошая почва для паники. Начать совершать бессмысленные действия, тратя на них последние остатки сил, после чего прийти в полное отчаяние и примириться с действительностью, возведя ее в ранг неизбежности… Главное, очень умно.

Что-то горело, со стороны разрушенной лаборатории текли струи дыма, немного щипало в глазах, несмотря на второе веко. Тупо болели раны. С солидным гулом прокатился мимо меня робот-пожарный, высматривая, что бы тут обдать пеной…