Итальянский роман - Андрей Смирнов

При дневном свете Модена – не в пример более приятный и уютный город. Быть здесь и не посетить музей Феррари?.. Непозволительно! Не знаю, что там с машинами, но заборы Феррари делал очень красивые. Это всё, что могу сообщить по итогам визита. Кто ходит в музеи в семь утра, тот поступает не слишком мудро. Но ждать открытия некогда. Мне в Парму по делу срочно.

На пармском вокзале пересаживаюсь в автобус до городка Лангирано, мировой столицы прошутто крудо. А оттуда, в свою очередь, уходит маршрутка, на которой можно добраться до деревни, расположенной всего в пяти километрах от того, ради чего я и проделал весь этот путь: горного приюта Лагдеи.

Проблема в том, что маршрутка эта ходит раз или два в сутки. Во сколько именно – не имею ни малейшего представления. Опоздать же на неё обойдётся в двадцать лишних километров пешком в гору. Вываливаюсь из автобуса на лангиранской автостанции, начинаю изучать висящее на стене расписание. Расписание представлено в двух экземплярах. Они разные и ничего общего друг с другом иметь не желают. Тащусь в табачную лавку – итальянцы уверены, что перемещение на общественном транспорте вредит их здоровью, а посему билеты на него продают исключительно в табакериях – и прошу помощи у аборигенов. Те оживляются, извлекают толстенные справочники и устраивают консилиум. Наконец совместными усилиями устанавливают, что до маршрутки ещё четыре часа.

Брожу по Лангирано. Рассматриваю музей прошутто (закрыт), читаю афиши фестиваля прошутто (закончился за два дня до моего прибытия), съедаю панино с… догадайтесь с чем («Макдональдса» здесь нет).

Под конец от нечего делать в десятый раз перечитываю расписание. Подходит симпатичный синьор и по-английски интересуется: как ему, мол, добраться до Пармы? Нет, мне, конечно, лестно производить впечатление большого специалиста по местной транспортной системе, но учитывая, что из трёх десятков находящихся в пределах видимости человек я являюсь единственным иностранцем, это он грамотно выбрал, у кого совета спрашивать. Разговариваемся. Синьор из Бостона и только что спустился из Лагдеи, где пытался идти ровно по той же GEA, до которой стремлюсь добраться я. Погода, однако, была столь ужасной, что он вынужден был оставить на это всякую надежду…

Так, вот это я сейчас не понял… Оглядываюсь по сторонам. Плюс двадцать два, солнце, лёгкий ветерок, на небе ни облачка. Хм… Ладно, списываю то ли на своё недостаточное знание английского, то ли на излишнюю теплолюбивость американца. Уточнять некогда – пришла маршрутка.

Ползём вверх по серпантину. Вшух. Дворники по стеклу. Вшух… Вшух. Вшух–вшух. Вшу–вшу–вшу–вшу–вшух!..

Водитель интересуется, что это я забыл в горах в такой ливень. Смотрю в окно на стену дождя и не слишком уверенно отвечаю, что собираюсь идти по ним во Флоренцию. Водитель хмыкает и говорит, что я очень отважный. Сопутствующая гипотеза о слабоумии не озвучивается, но явно подразумевается.

Десантируюсь из маршрутки и бегу в ближайшие кусты натягивать непромокаемые куртку и штаны. Проблема в том, что непромокаемые они с обеих сторон, изнутри тоже. А впереди ещё пять километров в крутую горку. Где-то на полпути относительная влажность воздуха приходит в равновесие с относительной влажностью меня. Примерно в этот же момент честно державшиеся до того кроссовки сдаются и говорят «хлюп!»

В общем, в Лагдеи прибываю в образе одного из тридцати трёх свежевылезших из моря богатырей. Здесь меня по прошлому году помнят и рады видеть. Здесь для меня горит очаг. Усаживаюсь перед ним и начинаю обильно испускать пар из всех предметов гардероба. План мой предусматривал не задерживаться, а сразу же идти выше в горы. Теперь, однако, это невозможно. Остаюсь на ночь и оказываюсь единственным постояльцем. Кроме меня во всём обычно многолюдном комплексе – лишь всё тот же управляющий Паоло.

Выясняются две вещи. Во-первых, предыдущие три месяца стояла великая сушь. Хляби небесные решили разверзнуться исключительно в честь моего прибытия. Во-вторых, это последняя неделя, когда приют открыт ежедневно. С понедельника он будет работать только по выходным. Это плохо. Это означает, что сезон закончен. Если закрывается Лагдеи, то и во всех остальных приютах на маршруте меня никто не ждёт. В качестве утешения Паоло наливает мне кофе с щедрой порцией граппы. Деньги за него брать отказывается.

Дождь продолжается всю ночь, но к утру стихает. Прощаюсь, обещаю вернуться. Вру, конечно же. Хватит с меня Лагдеи, и так второй год подряд тут не по своей воле застреваю. Лезу в гору. На горе мокро. Перекинутые через ручьи мостики традиционно разрушены. Вообще, это какая-то загадка: разрушенные мосты в здешних горах мне неизменно попадаются чаще целых. Уж не знаю, что итальянцы с ними делают.

Место это именуется Parco dei cento laghi – «Парк ста озёр». По правде сказать, озёр здесь гораздо меньше. Просто таким образом аборигены пытаются заполучить хотя бы десятую часть всемирной туристической славы Страны тысячи озёр. Собственно, так оно и выглядит: как Финляндия, подпрыгнувшая на полтора километра в высоту. Включая погоду. Солнечно, но прохладно и сыро.

На берегу Санто Парменезе, самого большого из ледниковых озёр северных Апеннин, стоит ещё один приют. Из живых – тоже лишь управляющий. Сообщаю ему о своих планах: подняться выше до хребта и идти вдоль него к Прато Спилла, следующему приюту на маршруте. Эту идею, ссылаясь на метеоусловия, он не одобряет категорически. Рекомендует не терять времени и двигаться к пункту назначения не верхом, а низом, по долине. Нельзя сказать, что рекомендацию его во внимание уж вовсе не принимаю. Но… Я ж ради этого чёртова хребта и приехал. Сдаться, даже не попробовав?.. Ну уж нет. Только одним глазком посмотрю. Если что не так – сразу же вниз. Честно-честно!.. Управляющий разводит руками. Его совесть чиста, он предупреждал. Деньги за кофе брать отказывается.

Тропа здесь каменистая. Меж камней бегут последождевые ручьи, стекаются в лужи и микроозера. На мокрых каменных плитах нога скользит как по льду. Добираюсь до знакомых мест. Мимо этой развилки год назад я ковылял вниз, в Лагдеи. Не самое приятное воспоминание.

Неподалёку стоит вросшая в склон хижина. Тогда мне было не до её обследования. Исправляю упущение. Внутри мрачно и пыльно. На столе свеча, воткнутая в бутылку из-под виски, куча шанцевых инструментов в углу. Отлично, то что нужно. Карта утверждает, что подобных убежищ далее по маршруту будет ещё несколько. А если так, то вопрос с ночёвками снимается, и закрытые приюты меня больше не волнуют.

Поднимаюсь выше, к хребту. Перевал: направо – гора Брайола, налево – гора Марманья. Мне на неё. Делаю ещё несколько шагов вперёд, всхожу на гребень, формально отделяющий Эмилию-Романью от Тосканы, и…

Теперь гораздо лучше представляю, что, должно быть, ощущает солдат, неосторожно высунувшийся из-за бруствера окопа под огнём противника. Залегаю, перекатываюсь, окапываюсь, пытаюсь оценить обстановку.

Здесь, на эмильянском склоне, всего в полуметре ниже гребня, этого не чувствуется совершенно. Но по склону тосканскому крупным калибром садит если не ураган, то нечто к тому близкое. Вершина Марманьи над моей головой скрыта пролетающими с бешеной скоростью трассирующими облаками. А тропа огибает её и уходит вверх по-над обрывом с подветренной стороны.