Охотящиеся в ночи - Яна Алексеева

Так-с. Окошки, окошки, окошки, в большинстве своем — темные, занавешенные тюлем, заросшие какой-то травой. Балкончики. Убогий какой-то домишко, но все ж получше того, где я обосновалась.

Высчитав расположение искомых окон, — уж это логическое упражнение мне по силам, — присела на скамье в глухой тени под раскидистой акацией. В нужном окне горел свет. Тускло так теплился и дергался при скачках напряжения за плотными занавесями. Иногда на их фоне мелькал смутный силуэт. В квартире не спали, что было неудивительно.

Расслабившись, я осторожно отпустила сознание, и монохромная ночь медленно начала расцвечиваться запахами. Кто-то сидел на скамейке, распивая пиво, кто-то проходил мимо, размахивая сумкой или плетясь еле-еле, волоча за собой пакеты. На соседнем пустыре пьяненькие голоса, наконец, затихли, и люди, шаркая и опираясь о стены, двинулись куда-то дальше. Темнеющая зелень источала прохладу, ароматным пологом укрывая асфальт, давая возможность вдохнуть полной грудью.

Бронза радости и серебро грусти, алые нити раздражения и синяя паутина злости изукрасили двор. Прохладная ласка матери, сонное довольство малыша, сопящего в коляске. Настроения и следы рисовали затейливый узор жизни, движущейся несмотря ни на что и вопреки всему. Хищная настороженность кошек, прячущихся по подвалам, из которых тянет немного затхлым холодком; шумный лай песьей стаи, пронесшейся по кустам ввечеру и уводящей с собой подростков из семьи куниц… Резкий запах сущности малолетних хищников отпечатался в пыли короткими резкими черточками-прыжками.

Земля пахла пеплом и потом, высохшей травой и давлеными клопами, дом напротив блестел черными слюдяными провалами окон в белых, бронзовеющих в свете редких фонарей рамах. Первый этаж прикрывали густые заросли. Старая вишня истекала на сломах ветвей золотистой, густой, горьковатой смолой. Дикий виноград, цепляясь за стояки балконов, тянулся вверх, вился, теряя подсыхающую, тихо шелестящую листву. А вдоль стены, осыпаясь ароматной пыльцой и недозрелыми твердыми ягодинами плодов, скользила какая-то тень. Она то сливалась с густой бархатной чернотой, то обретала материальность, рельефно выступая на тусклом свету, просачивающемся сквозь листву к кирпичной кладке.

Я подалась вперед, выпуская когти. Миновала третий подъезд, буквально стелясь по земле бесплотным туманом, нырнула под сень отдающих терпким запахом вязов… И, полностью сбрасывая с сознания легкие тенета щитов, поймала запах. Гнилая кровь пришла за оставшимися в живых.

Мгновенно вспыхнувшая ярость перебила ошеломляющую боль, заполнившую голову. Тень коснулась обшарпанной железной двери, под ладонью слабо пискнул домофон, скрипнули тяжелые петли. Плоская, как бумага, фигура просочилась в узкую щель. И я метнулась вперед, не дожидаясь, пока щелкнет замок квартирной двери. Тело протестующе заныло, проломившись через слой ставшего неожиданно твердым воздуха, где-то далеко позади упала скамья.

Мир сузился до затянутой железной сеткой балконной двери. Успеть бы.

Я совершила прыжок. На пределе сил, взрывая сухой газон и оставляя на острых сучьях обрывки одежды. Под пальцами крошатся перила. На грани сознания слышится дребезжащий звонок в дверь. Я мчусь вперед, проламываясь через пространство, вспарывая сетку, перекатом по бросившемуся под ноги дивану, навстречу застывшему ужасу в светлых глазах. Плечом выбивая из девушки воздух вместе с криком, пролетаю уже с нею в охапке мимо двери в коридорчик.

Там застывшая перед взором картина: взметнувшийся вверх тусклый клинок, четко обрисованный светом ночника силуэт в дверях, оседающее разбитой квашней тело в халате. Свежая кровь…

Соседняя комната. Маленькая. По прямой.

Вскинутое на плечо тело не успело шевельнуться, как я вбросила себя в прыжок. Еще рывок, и, пролетев над спружинившей при касании кроватью, спиной вбиваюсь в окно. В мареве иссекших кожу осколков лечу вниз. Встречный безжалостный удар земли со спины и безвольного тела — сверху, сплющивают, вышибают дух.

Встаю. Мир кружится, но воздух все еще плотный и держит. Меня будто крюком вздергивает, снимает кожу… В разбитом окне — силуэт, стремительно истончающийся. Схватив за шиворот девицу, волочу по земле, на свет. Луна, звезды, где вы? Мимо тополей, каких-то кирпичных стен. Быстрее, еще… Воздух загустел в легких, не давая расправить грудь. Камнем засел в горле, перебивая дыхание, слепя глаза. За спиной мотается тело. Позади — освещенный звездами ряд гаражных ворот, отчетливо доносится аромат железа, машинного масла и какой-то химии.

Передо мной пустырь. Дома, деревья — все видится в каком-то дрожащем мареве. Зато очень четкие ощущения. Тяжелое ошалелое дыхание, опаляющее шею, прижимающаяся, смешивая свою кровь с моей, девушка. Ноющие плечи и затылок, сплющившийся позвоночник, ломота в ногах и резкая, будто туда гвозди вбили, боль в висках.

И сеть гнилой крови, тонкими зримыми следами рисующаяся вокруг. Тускло-зеленые нити незнакомых чар вызывают тошноту. И мертвая, истинно мертвая тишина. Ни следа, ни запаха иной, обычной жизни. Звездный свет, ночь, чужое дыхание и тишина. Я медленно раскинула руки. Не дам. Моя полукровка. Моя! В горле клокочет рычание. Моя стая, не дам!!!

Смутный силуэт проступил на фоне пустыря, как оттиск старинной фотографии. Нечеловечески гибкая, туманная, но в то же время до ужаса материальная фигура скользила по границе проложенных нитей, будто раздумывая.

Я размяла когти, дернула пальцем, снимая маскировку. Ощерилась.

— Потанцуем, э-р-р? — Выплюнула фразу вместе со скопившейся в горле злобой и не узнала собственный голос. Хриплый, замученный, глуховатый… — Или, может, с-споем?

Отслеживая колебания фигуры, струящейся вокруг нас и с каждым растянутым в бесконечности мигом все приближающейся, я едва не пропустила секунду, когда девушка осознала происходящее.

Хриплый стон, переходящий в вой, заставил меня вздрогнуть. Вцепившись в мои плечи, она забилась в судорогах, с неожиданной силой изгибаясь и раздирая ногтями кожу. Впрочем, царапиной больше, царапиной меньше…

Лишь бы тень, вслушивающаяся в душераздирающий крик, заставляющий резонировать каждой клеточкой тела, не атаковала. Я ее боюсь… И не представляю, что можно сделать с нереальным, ускользающим в бестелесность противником. Последовать за ним?

Крик девушки, изогнувшейся в мучительном усилии, перешел в неслышный людям диапазон. И этот звук прорвал странную зеленую сеть, сплетенную тенью. Разлетелись ошметки, оставляя на пыли расплывчатые кляксы и выжженные полосы. Где-то за гаражами завыли собаки, ярче и полнее налились льдистым огнем звезды, отблески фонарей упали на будто вырезанные из картона силуэты деревьев, душная южная ночь без остатка стерла подбирающийся все ближе холод.

И тень, недовольно передернувшись, отступила, растворяясь в отброшенном ближними кустами отпечатке сумрака.

Тяжким кулем осев в пыль рядом со скорчившейся в комок девушкой, я хрипло выдохнула. И что теперь? Как мне везет на неинициированных полукровок! Осторожно коснувшись спутанных окровавленных волос, лизнула кончики пальцев. Соленая горечь обожгла губы, прокатилась по телу, оставляя йодистый привкус. Ряска, что ли? Или тина? Не разберешь так, с ходу.