Охотящиеся в ночи - Яна Алексеева

И отскочила назад. Синяя иззубренная плеть шарахнула по алюминию крыльев. Серебристые осколки с визгом разлетелись, рассекая воздух и обнажая темное проржавевшее нутро машины. Воздушная волна обдала холодом тело. Игриво извернувшись, я пропела:

— Ах, какая опасная, молодая, прекрасная… Успокойся.

— Т-ты кто?! — взвизгнула девица.

— Я-то? — Хмыкнув, я вытянула руки, повернула кольцо камушком вниз, передернула плечами, сбрасывая ошметки иллюзии, выпустила блеснувшие перламутром когти, прикусила клыком губу. — Я — страх и ужас ночного города, кошмар бессонных гуляк и беззаконных обманщиков…

Ой, куда меня понесло?!

— Ч-черный п-плащ? — Губы блондинки перекривились в слабом подобии улыбки.

— Летаю неплохо… Э? — Я увернулась от волны, обдавшей обнаженные бедра холодной влагой. Слизнула соленые брызги. — Очнись, красавица.

— Я уже!

— И вспомни.

— Это — тоже… — Девушка сползла вниз, продолжая обнимать железку, будто бочонок с золотом. По щекам покатились слезы. — Что все это значит? — Она всхлипнула. Отчетливо запахло недоуменным горем, пеплом разбитых невинных иллюзий.

Я присела рядом, обнимая ее за плечи.

— Просто мир гораздо более сложный, чем ты считала. И для тебя он необратимо изменился. Очень жаль, что твое знакомство с нами началось со смертей…

— А сестра? Ее тоже? — Доверчиво прижавшись ко мне, девушка спрятала лицо в ладонях. Защитная сеть, вздыбившаяся было парусом, опала, сливаясь с кожей. Одинокая полукровка. Ох, жалость меня погубит. С другой стороны, где бы я была сама, если бы меня не нашел Павел? Пусть и из меркантильных соображений, но помог… Ну, значит, пользу, которую может принести эта малышка, я придумаю позже.

— Что — тоже? Она мертва, да. Убита, верно. Зверски. Ты ходила в морг?

Та отрицательно мотнула головой, еще сильнее запутывая светлый колтун.

— Отвратное зрелище. Как тебя зовут?

— Марина.

— Морская, значит. А подходит! — Оскалившись, я подняла ее на ноги.

Глянув на меня исподлобья, девушка в ответ продемонстрировала ровный прикус с чуть более крупными, чем у обычных людей, клыками.

— Мой лучше! — Фыркнув, я щелкнула девушку по лбу. — Та-ак!

И вот тут я осознала, какую ношу на себя взвалила. Молоденького безродного несовершеннолетнего смеска с большими проблемами в обоих мирах.

Марина, зябко передернув плечами, спросила:

— Расскажешь мне, что происходит?

— С какой такой радости?

— Ну… ты же здесь?

— У-умная, — с угрозой протянула я. — Да, я здесь. Для начала — правила.

— Какие правила?

О, похоже, девочка нашла свой способ борьбы со страхом. Вопросы, вопросы и еще раз вопросы. Ну, это тоже вариант, чтобы с ума не сойти.

— Простые правила. Тайна и маскарад.

— Что это значит? — Она сосредоточенно хмурилась, старательно отгораживаясь от недавнего прошлого.

— Все просто. Нелюдские семьи скрывают свою сущность и свои действия от людей. За нарушение — смерть.

— Так просто?

— Да, так просто. — Глянув на приметно светлеющее небо, я поднялась и потянула следом девушку. — Поэтому вставай и пойдем отсюда.

— Но куда? Домой?..

— Не стоит. Ма-аска-арад…

— Ой да! — Серо-голубые глаза наполнились слезами. — Там же…

— Ну чего плакать? Мертвое тело, раздолбанный балкон, выбитое окно. Меня саму за такие нарушения не похвалят. Н-да…

И чего я тогда радуюсь? Настроение такое игривое. Тьфу!

— Тебя… А вообще ты кто?

Вот уже оживает, претензии предъявляет, какой-никакой интерес в голосе появился. Мягко шагая по траве, я спросила:

— По мне не видно?

— Э… видно… — Растерянный всхлип позади. Под голыми пятками хрустнул сучок, и Марина, ойкнув, захромала еще медленнее.

— Оборотень я. — Сжалившись, легко подхватила на руки девушку и прибавила шагу.

Спина тут же заныла, в носу засвербело от запаха меловой пыли, в колене стрельнуло резкой болью, но все же так передвигаться вышло куда быстрее.

Парк неслышно готовился к дневному пеклу. Замолкли сверчки, попрятавшись по земляным норкам, зашелестели, засвистели в кронах тополей какие-то птицы, даже самолеты, выстроившиеся в ряд, как-то сникли, обретая четкие очертания. Розовеющее небо обещало жару.

А от девицы веяло пришибленной восторженностью. Она осторожно обнимала меня за шею и вглядывалась в лицо. Внимательно и почти влюбленно. М-да…

Я тоже так пялилась на Павла в ученические времена? Нет, только до первого спарринга, наверное. А сейчас бы как посмотрела?.. Ну о чем я думаю-то?! Хотя такое отношение Марины льстит. Пробуждает чувства. Родительские? И кому я вру?

Просочившись через шикарный разлом в ограде, выбралась к дороге пустыми дворами. Откуда-то потянуло свежестью. Легкий ветерок донес приятный свежий запах родниковой воды. Выглянув из-за торговых палаток, я переждала, пока проедет тонированная и раскрашенная под хохлому до самой крыши машина, и быстренько перебежала дорогу.

— Это что? — невольно обратилась я к впавшей в нирвану девушке. Та подняла голову с моего плеча:

— Памятник…

— Ну да. Мило. Чему, интересно?

Невысокая, метров десять, стела, увенчанная уносящимся ввысь истребителем, была густо увешана туалетной бумагой. И какие идиоты так развлекаются?

Я сбежала по широким ступеням. Разбитые, засыпанные мусором плитки похрустывали под пятками. А снизу тянуло вожделенной свежестью. Старые ивы скрывали облагороженный бревенчатыми домиками и беседками обрыв, родник булькал по выложенному каменными голышами ложу, исчезая в трубе и пополняя мутноватый, обложенный кирпичами пруд. В перегороженном ручье поблескивали спинками рыбы, в редком кустарнике шебуршали утки.

Хм… жирненькие, аппетитненькие. Я сглотнула слюну, выслеживая тянущуюся по земле ароматную нить, и скинула дремлющую на руках девушку в воду. Дикий вопль прорезал тишину. Заполошно размахивая руками и отплевываясь, Марина вынырнула, схватилась за бортик. Русалочьи волосы облепили лицо.

— Ты что? — возмущенно фыркая, крикнула она мне в спину.

Я же метнулась к беседке, рыкнув:

— Отмывайся!

Под пальцами хрустнула шейка заполошно дернувшей крыльями утки, порскнули в разные стороны серые мелкие комочки. Нырнув в изменение, я торопливо выпотрошила сочную тушку.

Вку-усно! Облизнувшись, окунулась мордочкой в ручей. Побулькала, расфыркивая кругом прохладную воду, и, мысленно хмыкнув, отправилась ловить рыбку. По тропинке, ступеньками поднимающейся к затону, — и в озерко с размаху! Розовато-серая мелочь разлетелась по сторонам, я, крутнувшись, шлепнула лапой по воде и застыла. Под брюхом, облепленным отяжелевшей шерстью, расходились круги. Сквозь листву пробивались узкие лучики света, играя бликами на спинках успокоившихся рыбок. Темные окна кухонного домика, возвышающегося надо мной, недружелюбно пялились в пространство. Резкий смолисто-лаковый дух забивал нос.