Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

Сергей посмотрел на нее. Кажется, на этот раз он озадачил еепо-настоящему. Лиловые веки хлопали, как крылья совы, лиловые губы разошлись,так что виден был блестевший между ними золотой зуб, и даже берет – “бэрэт”,произносила Валентина, – выражал целое море чувств.

Нет, не море. Океан.

Нет, не океан. Вселенную. Вселенную чувств выражалВалентинин “бэрэт”.

Сергей скрутил плед, которым накрывался, в бесформенный коми затолкал в ящик под диваном. Кира ненавидела, когда он так “складывал” вещи,а он только так и складывал.

– Ну, что скажете?

– Я надеюсь… вы шутите, Сергей Константинович? –пробормотала бедная Валентина. – Это ведь… шутка?

Сергей сам не знал, шутка это или нет. И по Валентининомулицу определить ничего не удалось.

– Получается так, что больше некому, – заявил он, задумчиворассматривая собственную физиономию в стекле книжной полки. Валентининафизиономия в нем тоже отражалась, и ему вдруг стало смешно, что нынче он такойзаправский сыщик.

– Почему… некому? – спросила Валентина. – А разве кошмарныйпреступник…

– Да что-то не выходит у меня ничего с кошмарнымпреступником!

– А разве…

Да, подумал Сергей, дело плохо. И еще хуже то, что онотлично понимал Киру, которая кричала ночью что-то вроде “руки прочь от моейсемьи”. От Валентины с ее лиловыми глазами, “бэрэтом”, золотым зубом, плюшками,которые она вечно пекла Тиму “в утешение”, любовью к чудовищным дамским романами первым весенним цветочкам, с ее высокопарной речью и готовностью мчатьсяпомогать по первому зову, со смешными ужимками старой девы и неистовойпреданностью семье!..

Семье Сергея и Киры.

– Во сколько вы ушли отсюда позавчера?

– Я же говорила, – пробормотала Валентина и сорвала с головы“бэрэт”, – как только Кира…

– Во сколько это было?

– Я же говорила. После семи, по-моему…

– И сразу ушли домой.

– Сразу, да, – подтвердила Валентина. Сергей подумал, чтоона сейчас заплачет, и стиснул зубы. – Я пошла потихоньку по лесенке, потомучто лифт не работал, а у меня…

– Радикулит, – перебил он, – я знаю. Валентина, это оченьважно. Кого вы видели на лестнице или возле дома?

Глаза у нее налились слезами.

– За что вы меня мучаете? – спросила она Сергея. – Я ни вчем не виновата!

– Кого, Валентина? Вспомните. Вы должны.

– Сереж, вставай! – прокричала откуда-то Кира. – Тим, тытоже вставай. Сейчас мы все опоздаем.

Ужас перед возможным опозданием был навязчивой идеей егожены. Она никогда и никуда не опаздывала.

Валентина оглянулась в ту сторону, откуда слышался Киринголос, и на лице ее отобразилась тоска. Больше всего на свете ей хотелосьмчаться туда и принимать участие в привычных и безопасных утренних хлопотах, исобирать ребенка в школу, и называть Киру Кирочкой, и декламировать изБальмонта – как всегда.

– Валентина, кого вы видели?

– Никого, – мучительно выдавила она, – никого. На улице я необратила внимания, потому что мне… У меня прострел…

– Какой прострел? – не понял Сергей, которому с некоторыхпор везде начали мерещиться пистолеты.

Валентина всхлипнула и утерлась платочком, вынутым изрукава. На платочке были вышиты лютики и инициалы.

– Спина. Сергей Константинович, надо ли так меня терзать? Яведь даже… – Тут она завсхлипывала быстрее. – Я ведь даже не знала бедногомальчика, а он… такой молодой…

– На улице тоже никого не видели?! – рявкнул Сергей,чувствуя себя фашистом из “Семнадцати мгновений”, истязаюшим женщин и детей.

– Нет… Никого. Я… у меня прострел. Я шла медленно, и подноги только смотрела, все боялась, что упаду.

– Господи, что тут происходит?! – изумилась Кира. –Валентина, почему вы плачете?! Сереж, ты что?

– Ничего.

– Кирочка! – возопила Валентина, потянулась и припала к еегруди. – Кирочка, он меня… допрашивает!

– Сергей!

– Ничего я не допрашиваю, – растерянно оправдывался он, – япытаюсь выяснить, кто был на улице, когда она вышли из подъезда, только ивсего.

Валентина бурно зарыдала.

– Мама! – фальцетом закричал Тим. – Мам, где мои черныештаны?!

– Не плачьте, Валентина, и не обращайте на него внимания, выже знаете, что он у нас… бесчувственный и не умеет разговаривать с людьми. –Убийственный взгляд в сторону мужа.

– Мам, я не могу найти штаны!

– Тимочка, – провсхлипывала Валентина, – я вчера ихпостирала, мальчик. Посмотри в гардеробе на вешалке. С правой стороны. Правеекуртки.

– Мам, чем это воняет?!

– Должно быть, это убежало молоко, – решила Кира и добавила:– Все из-за тебя, Сергей!

– Нет-нет, – неожиданно запричитала Валентина, – СергейКонстантинович ни при чем, это я забыла о своих утренних обязанностях.Простите, простите меня!

Тут она подскочила, поцеловала Киру и тяжелой рысью побежалав сторону кухни.

– Ты ненормальный. Что ты к ней пристал?

– Я нормальный. Мне нужно знать, что здесь произошло. Я могуузнать это только одним способом – заставить всех отвечать на вопросы.

– Ты инквизитор, – в лицо ему выпалила Кира.

– Пап, привет, – сказал Тим. В голосе было удивление, как будтоон не ожидал его увидеть.

– Штаны нашлись?

– Ясный перец.

– Нужно самому знать, где твои вещи, а не спрашивать уВалентины.

– Да ладно, мам.

– Не “да ладно”, а нужно следить за своим барахлом!

– Я слежу!

– Я вижу, как ты следишь! Валентина постирала твои брюки, аты знать не знаешь!

– Ясный перец, что не знаю, ведь не я стирал!

– И очень плохо!

– Брейк, – объявил Сергей, – счет по очкам равный. Окончаниематча переносится на вечер.

– Мне надоела твоя убогая терминология, – отчеканила Кира иушла.

Тим и Сергей переглянулись.

– Она чего? Злится, да, пап?

– Она расстроена из-за того, что убили Костика, а мы до сихпор не знаем, кто это сделал.