Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Доброе утро, лапочка, – пропел ей в ухо сладкий змеиныйголос. – Опаздываешь?

Аллочка вздрогнула, шарахнулась и чуть не уронила портфель.Леша поддержал ее под локоть. Она вырвала руку.

– Что ты брыкаешься? У тебя на раздумья была целая ночь.Соскучилась по мне, малышка? Думала о своем мальчике?

– Леша, ты просто больной, – заявила Аллочка. Было не такстрашно, как вчера, потому что вокруг люди шли на работу. – Отстань от меня!Зачем я тебе нужна?!

– Ты мне не нужна, кисочка, – шипел Леша и гладил сзади еешею. Волосы на затылке встали дыбом, как будто по шее прополз червяк. – Ты мнесовсем не нужна, и не надейся даже. Но я тебе сказал – пикнешь, я тебя уколю.Видела мой шприц?

Он сунул руку в карман ее пальто, схватил Аллочку за пальцыи стал их выкручивать. Она замычала от боли, глаза налились слезами.

Закричать? Затопать ногами? Позвать охрану?

Он выкручивал ей пальцы сильно и как-то очень умело. Рука полокоть запульсировала и как будто моментально раздулась.

– Мне от тебя ничего не надо, деточка. – Леша нежно прижалсящекой к ее макушке, а пальцы в кармане сдавил еще сильнее. – Только два раза.Два разочка. Я тебя трахну, и все. Чтоб ты, ласточка, знала, как авансыраздавать, а потом на попятный идти!

– Я ничего не раздавала!

– Ну, конечно, – согласился Леша, – скажи еще, что ты вообщеникогда на меня завлекательно не смотрела и ножки не показывала! Тебе этопросто так не сойдет, киска. – Он выпустил ее руку, потому что с плеча у негососкользнула сумка, и ему пришлось ее поправить. Зато теперь он запустил пальцыей в волосы. – Ты аристократка, а я ничтожество, и я тебя трахну, потому что ятак хочу, а не ты! И можешь быть свободна, моя козочка. До следующего раза. Ипапочка ничего не узнает. Не узнает, правда ведь?

– Пошел. Ты. К чертовой. Матери, – раздельно выговорила емув лицо собравшаяся с силами Аллочка. – Понял? Если ты больной, иди и лечись!Или отстань от меня! У меня на мобильном есть кнопка экстренного вызова. Я еенажимаю, и они приезжают в течение одной минуты, это проверено. Хочешь? Нажать?

– Дрянь, – процедил Леша, улыбаясь, – дрянь паршивая! Какаяже ты дрянь!

Аллочка вдруг поняла, что напугала его, и эта мысльподействовала на нее как живая вода на мертвого Ивана-царевича. Она вдругувидела, что вокруг день, людная улица, редакционный подъезд, и вообще – никтоне смеет разговаривать с ней так, как разговаривал Леша!

– Ты же знаешь, – он все еще улыбался, – я тебя, суку,из-под земли достану. Никто ничего не поймет, даже твой папочка. Paз – и неттебя!

– Да тебе к тому времени будет наплевать, – пообещала новаярешительная Аллочка, – есть я иль нет меня! Если тебя даже удастся отскрести отасфальта, трахаться ты сможешь только в следующей жизни. Ты веришь впереселение душ, Леша?

– Посмотрим, – процедил он, – сука!

– Посмотрим, – согласилась Аллочка.

Пальцы все еще горели, и руке было больно – почему-тостреляло в локоть, – но Аллочка неожиданно уверилась, что справится, непременносправится с этим самым Лешей, и ее гордость и самостоятельность не будутнегодовать – она справится с ним сама. Уже почти справилась.

Ей нужно найти Киру и заставить выслушать ее.

На третьем этаже, где сидело начальство, было как-то странно– как будто нагрянула налоговая полиция и никто толком не знает, что нужноделать: то ли притвориться, что ничего не происходит, голи совершить массовоесамоубийство, чтоб долго не мучиться.

В приемной, куда, Аллочка первым делом заглянула, находилисьБатурин, секретарша Раиса и незнакомый высокий мужик в очках.

– Доброе утро. – пропищала Аллочка. И голос, и тонпоказались ей ужасными, – извините, пожалуйста, Кира Михайловна на месте?

– Она… сейчас занята, – неуверенно произнесла Раиса ипосмотрела на Батурина, – только вот… Григорий Алексеевич… а Кира…

В коридоре, за спиной Аллочки, останавливались какие-толюди, заглядывали внутрь.

– Зайдите, – приказал ей Батурин, – и закройте за собойдверь.

Аллочка послушно втиснулась в приемную и прикрыла дверьперед чьим-то любопытным носом. Кажется, это был Верочкин нос. Аллочка испыталаприлив здорового злорадства.

– Что вам нужно?

– Григорий Алексеевич, мне нужно поговорить с КиройМихайловной. Прямо сейчас.

Незнакомый мужик усмехнулся. Батурин вздохнул.

– Вы можете поговорить со мной. Не сейчас, а через… часок.Это все? Вы свободны.

– Не знаю я! – послышался совсем близко растерянный голосКиры, Аллочка оглянулась и увидела ее.

Она стояла в дверях своего кабинета – черный свитер, черныеджинсы, длинная цепочка с ручейком разноцветных камней, лохматая челка до глаз,выстриженный затылок, на лице никакого макияжа.

Вот бы мне стать такой, горячо подумала Аллочка, такойстильной, классной, талантливой. Нет, не стать.

– Я ничего не понимаю. Здравствуй, Аллочка.

– Здравствуйте, Кира Михайловна.

– Кира, – Раиса всхлипнула, – но никто, ты понимаешь, никтоне заходил!

– Понимаю, – кивнула Кира.

– А… что случилось? – тихонько спросила Аллочка. Батурин чуть-чутьотступил, словно допуская ее в круг посвященных, и Аллочка заглянула Кире заспину.

Кабинет напоминал апартаменты главы Временного правительстваКеренского после визита революционных матросов.

Бумаги устилали серый ковер. Стол был выпотрошен, пустыеяшики валялись рядом. Самый нижний, очевидно, запертый на замок, был выдран смясом. Из передней панели торчали шурупы. Маленькая головка стильной лампочкина журавлиной шее была свернута и перегнута. На стеллаже не осталось ни книг,ни кассет. Даже белый горшок с худосочным цветком скинули на пол, и бледныелистья, придавленные тяжелой глиной и комьями земли, казались мертвыми.

– Кто это сделал?!

Незнакомец опять хмыкнул и заметил в пространство:

– Хороший вопрос.

– Аллочка, это мой муж Сергей, – быстро представила Кира, –Сереж, это Аллочка Зубова, наша журналистка.

– Здрасти, – сказал муж Сергей.

– Здравствуйте.

– Я пришла, – насморочным голосом вступила Раиса, – япришла, а дверь открыта, и тут… такое безобразие!

– Дверь в коридор тоже была открыта? – спросил Кирин мужбыстро.

– Ну да! Она и была открыта. В приемную то есть, а вкабинеты мы сроду двери не запираем! От кого нам запираться-то!