Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941–1945 - Сергей Михеенков

– Разведка, – заговорили в колонне.

– Говорят, в разведку только некурящих берут.

– Конечно некурящих, – подхватил разговор Петр Маркович. – Вот, к примеру, разве можно тебя – в разведку? – И мой связной посмотрел на одного автоматчика, шедшего рядом. – От тебя же табачилой несет, как от старого козла потом! Немец сразу тебя определит и на мушку возьмет!

Все засмеялись. На марше шуткой солдат кормится, как хлебом. Дорога становится короче и легче.

Мы, автоматчики, шли вместе с артиллеристами. Ротный поставил задачу: помогать артиллеристам на марше, а в бою действовать как боевое охранение. С артиллеристами нам воевать не впервой, дело знакомое. Мы, два взвода, двигались в голове колонны. Два стрелковых взвода, а также пулеметная и минометная роты, шли следом за нами. Материальную часть несли на своих плечах. Лишь боеприпасы везли на подводах.

Марш – не бой. Но и его нужно выполнять по уставу, как следует. Чтобы потом вступить в бой, имея все необходимое. Не оплошать из-за того, что в пути что-то забыли или бросили.

Наш батальон, прикрываемый посадками кукурузы, двигался по дороге от Ивановки на город Петровград. В городе сходились железнодорожные пути, шоссе. Нетрудно было понять, какое значение для общей операции имеет этот крупный коммуникационный узел. Кукуруза в тех местах росла высокая, метра по три. Так что она нас скрывала от глаза со стороны. А самолеты в такую погоду не летают. Так что погоду для наступления командование выбрало самую подходящую.

Батальон шел и шел. И дождь шел. И мы думали: пускай себе идет. Погода нелетная, штурмовики не налетят, не будут гонять нас по полю, по кукурузе. Так, вместе с дождем, мы и шли по расхлябанной дороге. Тащили оружие. Помогали, где это было необходимо, лошадям. Им, бедным, тяжелее всего во время таких переходов.

До города, если верить карте, всего ничего – 10–12 километров. Стоял густой туман. Дождь моросил мелкий, не дождь, а какая-то болотная морось. И от этого видимость еще сильнее ухудшалась. Иногда я выходил на обочину проселка, по которому мы двигались, всматривался в почти непроницаемое пространство тумана и дождя, окидывал взглядом серую колонну идущего батальона и думал: на кого мы похожи? На русских солдат меньше всего. На наступающие войска тоже не похожи. Скорее на партизан. Или на гражданских, мобилизованных на окопные работы. Все мокрые. Неприглядные. Оружие спрятано под плащ-палатки. Зато лопаты торчат над головами, как у колхозников. Солдаты нахватали больших саперных лопат где-то в Ивановке. Несли, не бросали. На фронте все может пригодиться, а уж лопата солдату первая подруга. Никто не знал, что нас ждет в Петровграде и на подступах к нему. Судя по тому, что нас усилили взводом ПТО, возможна встреча с танками. А для встречи с танком нужен хороший окоп.

Вот и немцы не сразу разобрали, кто к ним подошел в тумане. Они наблюдали за нашей колонной с бронепоезда. И поняли, кто мы, когда было уже поздно: до железнодорожного полотна, где под парами стоял бронепоезд, осталось метров сто – сто пятьдесят, когда мы рассыпались в боевой порядок. А до этого комбат приказал двигаться прежним порядком, виду не подавать. И немцы действительно какое-то время принимали нас за своих, идущих со стороны Ивановки. Тут у них, надо признать, разведка работала слабо. Зато наши разведчики быстро вернулись и доложили: так, мол, и так, бронепоезд контролирует въезд в город. А бронепоезд – это крепость на колесах. Его пехотой не взять. И наши пушки для него – горох. Вот и рискнул комбат.

Артиллеристы действовали быстро и умело. С первого орудия в один миг сбросили сено и жерди. Отцепили его от передка, развернули, установили, подклинили станины и уже через минуту – бах! Ездовой еще гнал лошадей вниз, под насыпь, а расчет уже сделал пристрелочные два выстрела. За первым ударило и второе орудие. «Сорокапятка», и даже две, конечно же не ровня бронепоезду. Но фактор внезапности и наша дерзость свою роль сыграли. В ответ бронепоезд произвел всего один выстрел, и то какой-то шальной, случайный. Снаряд пронесся над нашими головами, улетел куда-то в поле и разорвался там. Снаряд тяжелый, гаубичный. Если бы такими – по нашим порядкам… Многих бы пришлось закапывать в общую могилу в тот день. Бронепоезд тронулся и пополз в сторону станции.

Наших сил немцы не знали. Вот и ушли.

Второе орудие артиллеристы тут же скатили в выемку, замаскировали. Туда же упрятали и запряжку лошадей. Ждали ответного залпа. Чтобы не лишиться сразу всей артиллерии. А первое так и стояло на прежней позиции и вело огонь по уходящему бронепоезду.

Когда мы вышли на рельсы, я оглянулся: лошади и пушка находились в мертвом пространстве, их прикрывала насыпь и рельсы. Ни пулеметный огонь, ни орудийный вреда ни людям, ни животным, находившимся там, ни материальной части причинить не мог. Артиллеристы воевали грамотно.

Первое орудие дежурило вверху, на открытом пространстве. Огонь они вскоре прекратили. Бронепоезд скрылся. Но ждали его возвращения. И зарядили бронебойным.

Вдоль железнодорожного пути почти до самой станции тянулись штабеля шпал и рельсов. Тут у них был, видимо, склад. Склад большой.

Рота развернулась в цепь. Только пошли, перед цепью, как раз напротив нашего взвода, разорвался осколочный снаряд.

– Танки! – сразу закричали мои автоматчики.

Выстрел из танка сразу можно отличить от выстрела полевой пушки или гаубицы. Звук другой, хлопок выстрела звонкий. Вскоре за спиной зашевелились артиллеристы. Но сразу засечь танк они не смогли.

Танк вел огонь откуда-то со стороны станции вдоль насыпи. Свой сектор он, видимо, хорошо пристрелял и теперь ориентировался даже в тумане. Хотя стрелял, можно было понять, вслепую. Вслепую-то он и стрелял, на звуки. Мы же не в тапочках бежали по паркету…

Мы сразу бросились к штабелям шпал и укрылись за ними.

Туман начал постепенно редеть. Танк стоял возле станционных построек и пассажирских платформ. Вначале мы увидели вспышки его выстрелов, а потом его самого.

Я оглянулся назад: кони уже вытаскивали второе орудие на насыпь. Первая «сорокапятка» по танку стрелять не могла, его закрывали штабеля шпал. Мы ждали, что будет. Как сработают артиллеристы. Вся надежда была на второе орудие. Расчет конечно же рисковал, выходя прямо под огонь танка. Но в это время мотор танка взревел. Немцы будто почувствовали опасность. Танк медленно уполз от платформ к переезду в город.

Мы двинулись вперед. Цепи охватили тупики, забитые пассажирскими и товарными вагонами, пошли вдоль платформ.

Я помню сводки первых месяцев войны: освобожден такой-то населенный пункт, на железнодорожной станции захвачено столько-то вагонов… Мы в сорок четвертом такие трофеи уже не считали.

Когда вышли к станции, я почувствовал холодный озноб. Начало трясти. Зуб на зуб не попадал. Это было начало приступа. Малярия возвращалась. Черт бы ее побрал. Водкой с солью и хинином мы ее конечно же не вылечили, а только приглушили. Дожди, сырость, холод усугубили дело.