Можно тебя навсегда - Наталия Романова

     – Не могу замуж.

     – О-па! А что тебя останавливает?

     – Мы почти не знакомы.

     – Крош, – он оглядел обнажённую с головы до ног, наблюдая, как под его взглядом проступают мурашки на светлой, молочной коже. – Мы знаем друг друга больше года. Я люблю тебя, ты любишь меня, у нас сын. Какие проблемы?

     – Тёмка не твой сын…

     – Жень, думаешь, я головой поехал? Я отлично знаю, что Тёмыч не от меня. Более того, я видел его отца, до сих пор жалею, что не проломил ему череп, – он скрипнул зубами. – И мне ни фига это не нравится, – на самом деле Богдан выразился экспрессивнее, чего обычно не позволял в общении с женщиной, тем более с Крош. – Не нравится, и я намерен это исправить так быстро, насколько возможно. Женившись на его матери и усыновив его. Усманов Артём Богданович, звучит?

     – О, боже…

     – Жень? – он в недоумении смотрел на плачущую Крош. – Жень, вот только слёз не нужно!

     – Я даже не думала… – громко всхлипнула Женя.

     Пришлось разговор отложить на неопределённое время, хотя Богдана такое положение вещей откровенно не устраивало. Тёмыч растёт, ещё немного, и он начнёт не только ходить, разговаривать, общаться с миром на равных, но будет называть своё имя. Назовите это ревностью, наглостью, глупостью, но Богдану стало важно, чтобы Артём рос с понимаем, что он – Усманов. Он не мог стать биологическим отцом малому, чудес не бывает, но по всем законам – человеческим, юридическим, – желал.

     К тому же, кому, как не Усманову знать, что словами классика «человек не просто смертен, а внезапно смертен», и он – не исключение из правил. Защитить Крош с Тёмычем было важно. Не то, чтобы Богдан бесконечно думал об этом, но мысль о юридическом статусе Жени в его жизни постоянно сидела в голове, как заноза в заднице. Однако, давить на Крош не хотел. Наверное, действительно, слишком много перемен для девчонки, не выезжавшей никогда в жизни дальше Московской области. Кто бы мог подумать, что Крош, его Крош, окажется такой нерешительной.

     Или, наоборот, готовой сражаться со всем миром, но не смеющей принять помощь. Будто не имела на это права.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Позже, как и ожидал Богдан, Женя поделилась сомнениями, терзающими ей душу. Хакасия – живописный край, как и посёлок, в котором обосновался Усманов. Женя была в восторге от просторов, коневодческого хозяйства, нашла общий язык с Абсентом и, что удивительно, с норовистым Валетом – рысаком белой масти. Ежедневно отправлялась на конную прогулку в сопровождении Богдана и с Темычем в слинге. Одну её он опасался отпускать, так что очень скоро троица на двух красавцах стала привычной частью местности. Понравилась ей и рыбалка, куда затащил Богдан Крош. От ухи, сваренной Петром тут же, на берегу, она едва пальцы не проглотила, не прекращая причитать, что и подумать не могла, что блюдо из простой рыбёшки может быть настолько вкусным. Не лосось же, не осетрина, а скажите на милость, какая вкуснятина. Ей всё нравилось, всё приводило в восторг, особенно ставший спокойным Тёмка – малой теперь спал всю ночь, игнорируя побудку для подкрепления.

     И всё же отсутствие благ, к которым привык любой человек, живший в мегаполисе, пугало Женю. Ближайшая больница находилась в десятках километров, а хорошая больница и того дальше. Не думать об уровне оказания медицинской помощи, имея на руках ребёнка, невозможно.

     Следом шли сомнения в будущем Тёмы. Детский садик, школа – единственные на весь посёлок, без выбора. А также, в будущем самой Жени. Богдан не был против жены-домохозяйки, скорее уж он не представлял, чтобы Крош тратила время на работу за три червонца, когда дома женщине всегда есть чем заняться. А если нет – лучше время уделить сыну, сну, наконец, лично ему – Богдан только «за». Насытиться Женей он не мог и не представлял, что когда-нибудь настанет время, когда близость перестанет его волновать. Может быть, лет через сорок… Женя же стремилась к самостоятельности.

     Финансовая независимость важна, Богдан старался принять это, получалось с трудом. Чёрт знает что! Реальность такова, что Женька никак не могла тягаться с доходами Усманова. Вопрос о равном распределении расходов на совместное хозяйство неминуемо приводил к глухому противостоянию. Что прикажете делать? Пересесть на малолитражку, потому что Тойота, по словам Крош, жрёт топливо, как не в себя? Отказаться от планов на новогодние каникулы – рвануть куда-нибудь на тропические острова, валяться на берегу океана, есть свежие морепродукты и экзотические фрукты?

     Уж так у них сложилось, что Усманов родился в семье предпринимателя, сделал рывок, открыл своё дело, и сейчас мог пожинать плоды своего труда. Экскаватором деньги не грёб, но отказывать себе, а главное, своей женщине и сыну, не считал нужным. Женщина же упиралась, как котёнок перед тазом с холодной водой, фырчала и отказывалась принимать свою новую реальность.

     – Как ты не понимаешь? – кипятилась Женя. – Я всю жизнь сама о себе думаю, с меня часть квартплаты родители начали брать, как только на работу вышла. В целях воспитания, но начали же! Не могу я позволить тратить такие деньги на нас с Тёмкой! Мне же отдать нечем!

     А Богдан не понимал. Искренне, абсолютно честно не понимал и от того злился. Как бы ни жили его родители, какие бы конфликты ни происходили внутри пары, патриархальное устройство семьи оставалось незыблемым. Мать не работала и не стремилась, все её помыслы занимало благополучие семьи, детей, мужа. Сестра Вика считалась «бизнес-вумен», тогда как по факту её бизнес держался на благотворительности сначала отца, а теперь Богдана и мужа. Маришка и вовсе не задумывается о происхождении денег на её карточке. Может и плохо, кто же знает, но по-другому Богдан устройства мира не представлял.

     В миропонимании Женьки же никак не умещалась роль домохозяйки. Руководил Крош не навязанный феминизм, а банальный страх остаться у разбитого корыта. Недоверие к миру, как следствие – к Богдану. И это выводило из себя, злило до белых точек в глазах.

     Вот что с этой новоявленной Кларой Цеткин делать? Перевалить через колено и отшлёпать от всей души, до красных следов на белой мягкости ягодиц? Толку? Закончится всё в горизонтальной плоскости, а белые точки появятся от сбитого дыхания, потому что сдерживать свою натуру Богдан перестал почти сразу. Трахал сильно, жёстко, настолько часто, насколько позволяли обстоятельства. Мог без прелюдий поставить в коленно-локтевую позицию, не спрашивая позволения, отыметь. При этом чётко отдавал себе отчёт – на самом деле Крош не против грубого вторжения. Покорность, кажущаяся раболепной – часть её потребностей в сексе, удачно, как пазл в пазл, совпавших с его темпераментом и желаниями.