Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов

квантовой физике: «Я шокирован ее метафорическим языком: она похожа на поэзию, магию, историю и тому подобное». А Эйнштейн говорил, что мыслит не понятиями, а более или менее смутными образами, и уже потом эти образы он начинает облекать в форму, после чего рождаются какие-то понятия. Это свидетельствует о том, что мышление первооткрывателей в значительной степени метафорично и основано на неких достаточно смутных, а не точных вещах. Точность приходит потом. Метафора – это путь через смутно угадываемое к более точному.

Теперь даю то определение, которое обещал: метафора – это понимание более абстрактного и неструктурированного в терминах более конкретных и структурированных сущностей. Мы возвращаемся к нашему старому тезису о том, что «чужое» описывается в терминах «своего». В этом и есть суть метафоры. Метафора – это не что иное, как присвоение чужого и его освоение. Метафора – это как бы элементарная частица освоения чужого, самый низкий его уровень. На более высоком уровне уже возникают когнитивные модели, а еще на более высоком уровне возникают новые теории.

Проблема метафоры считается одной из самых сложных в лингвистике и культурологии. Я сейчас навскидку приведу несколько определений. Поль Рикер, известный французский лингвист, говорил так: «Метафора – это коллапс значения». Известный Джеймс Фрейзер, автор «Золотой ветви»: «Метафоры – черные дыры языкового мира». Гудман, американский лингвист: «Метафоры – это миграция понятий с целью захвата новых семантических территорий». Итальянец Пайвио: «Метафора – солнечное затмение в сфере языка».

Американский языковед Джордж Лакофф, автор книги «Метафоры, которыми мы живем», специально выявил несколько метафор, которые он считает ключевыми и базисными, концептуальными, как он их называет, для англоязычного мира. Это: «время деньги», «спор – это война», «жизнь – это путешествие», «мир – это театр». (Хотя первым про мир как театр сказал, конечно, не Шекспир. Это древняя метафора, и до Шекспира среди его предшественников она вполне четко прозвучала у Эразма Роттердамского.) Фактически это те самые базовые метафоры, из которых, как из зерен, разрастается смысл жизни целой нации. Лакофф хочет сказать: у нас, у англичан, есть метафора «спор – это война», и действительно мы реализуем ее в жизни. Но ведь спор может ассоциироваться не с войной, а с чем-то другим (например, в языках некоторых индейских племен спор ассоциируется с танцем). Высвечивая одни аспекты термина метафоры, мы тем самым затемняем другие. Так, в пылу спора, говорит он, намереваясь атаковать позиции противника и защищать свои, мы, англосаксы, теряем из вида кооперативность спора. У Лакоффа есть целая классификация разного рода метафор: «вместилище», «путь», «баланс», «отношения верха и низа», «отношения переда и зада», «отношения части и целого», метафоры «канала связи» и т. д.

Современный наш исследователь Сергей Александрович Азаренко в своей диссертации сказал интересную вещь про базовую метафору англичан time is money: «Наше русское экзистенциальное миропонимание отвечает на метафору “время – деньги” по-своему. У нас ощущение времени лишено прагматизма». И он приводит в пример пословицу «Время деньгу дает, а на деньгу времени не купишь». Из этого Азаренко делает вывод: «Русские во времени прежде всего видят не ресурсную основу, а экзистенциальную. Время для русских – это мудрость жизни»[66].

Некоторые исследователи говорят о том, что метафора возникает в состоянии немоты, когда надо высказать что-то новое, а обычные формы языка не содействуют реализации этого нового смысла. Получается, что смысл – это не какие-то застывшие понятия, смысл – это путь к пониманию, сам путь понимания, процесс. Метафору надо выстрадать, так же, как в «муках творчества» рождают все новое.

Застывшие понятия, то есть те, которые уже осмыслены, которые сложились, «закостенели», отлагаются и кристаллизуются, как я полагаю, в базисе знания. Происходит их «оседание» как некоего фундамента, опираясь на который, можно двигаться дальше. Поэтому, кстати говоря, застывшие понятия, как правило, выпадают из фокуса внимания, перестают быть тем, в чем горит человеческое творчество. Оно всегда движется дальше. Но это не значит, что они утратили значение внутри данной культуры: они его имеют, но уже как несущие опоры. Просто на их основе метафоры уже не построишь. Новые и животрепещущие метафоры рождаются в тех областях, где понятия еще не устоялись.

Переходим к сущности метафоры. Можно ли себе представить знание без аналогий (ведь аналогия является основой любой метафоры)? Если бы мир не имел аналогий, он вообще был бы лишен восприятия. Всякая вещь была бы для нас нова, и мы были бы перед нею вечными младенцами. Метафора представляет собой доступ к далеким объектам через близкие. Она есть оптимально выстраиваемый путь к далекому. Если ее свести к какой-то предельной логической формуле, то сущность метафоры может быть определена так: в каком-то смысле «а» есть «б». По-английски «в каком-то смысле» звучит in a sense. И во многих других языках есть такое выражение, которое нас отсылает к пространственности смысла, того, что мы уже назвали ранее семантическими полями, и указывает на то, что эти пространственности смысла делятся на части сознанием, а может быть, и объективно распадаются на определенные части.

Метафора всегда имеет дело с какой-то одной или двумя частями из этого целого. Что же происходит в этот момент с остальным целым смысла? Это тот момент, который я считаю ключевым, ведь здесь фактически рождается новая реальность сознания. Но рождается она за счет того, что из семантического поля какого-то слова метафора цепляется за конкретный сегмент этого поля. А что она производит с другими сегментами?

Есть метафора «стены совести». Для того чтобы уподобить совесть стенам, нужно из всего многообразия смыслов слова «стена» взять какую-то часть смысла. Например, то, что это нерушимая, крепкая преграда, которая не позволяет перейти через нее. А что происходит с остальными коннотациями слова «стена»? Они как бы временно уничтожаются, исчезают перед лицом этого механизма метафоры.

Мое определение таково. Метафора – это порождение новой реальности сознания путем условного уничтожения всех тех участков смыслового пространства, которые не попадают в область ассоциативной общности данных семантических полей. Если, допустим, метафора состоит из двух звеньев – скажем, «стены» и «совесть», у них есть семантические поля. И есть зона пересечения, или переклички, этих семантических полей. Метафоры бывают разной степени условности, бывают очень отдаленные переклички. Итак, есть эта общая для них зона, и за счет этой общности они как бы цепляются друг за друга; но при этом все остальное пространство семантических полей временно уничтожается. Когда я говорю «временное уничтожение», понятно, что это не что-то абсолютное, это пространство все же мерцает в сознании, но оно деактуализировано. Поэтому, кстати, один