Викинг. Страсти по Владимиру Святому - Наталья Архипова

– Иду.

И снова глянул во все понимающие глаза распятого сына божьего.

– Ты меня простил только потому, что я готов поклоняться тебе? Готов носить крест на шее и читать молитвы? Ты меня простил и еще простишь в будущем, если я попрошу? Как ТЫ можешь меня простить, если я сам себя не могу?! Если все, что натворил, не просто грузом – гранитным камнем побольше валунов Валаама на душе лежит! Как я могу избавиться от прошлого, если сам себя ненавижу за него?! Царевна говорит, что грехи смыть крещением можно. Нельзя, что сотворил, с тобой и по ту сторону жизни. Я сам себя не прощу…

Дверь открыли, Владимир, почти ничего не видя не только из-за опухших век, но и из-за слез, шагнул к купели. Князь не замечал ни собравшихся, ни широко распахнутые глаза византийской царевны, ни богатые расшитые золотом одеяния священников, ни множество свечей. Он вообще ничего не видел, двигаясь, как слепой.

Главное творилось в душе, и окружающие люди не имели к этому никакого отношения, разве что мешали своими вопросами и советами.

Владимир шагнул в купель. Окунуться? Вода прохладная и приятно холодила его пылающее тело.

А внутри бились мысли, далекие от внешнего действа.

– Но как жить дальше, если мерзок сам себе?! Я не могу жить так, как жил все годы. Я не прошу тебя ПРОСТИТЬ, я прошу помочь стать другим. Помоги мне стать другим! Помоги, если ты все можешь!

Владимир вдруг явственно услышал голос Авраама, который говорил о покаянии. Монах больше года назад твердил ему, что, чтобы смыть прежние грехи, надо их осознать и покаяться! Господь благоволит к раскаявшимся грешникам даже более, чем к праведникам, ибо обновленная душа чище.

Князь чувствовал, что слезы заливают глаза. Или это вода, в которую окунулся с головой? Вода купели… Она… она смывала этот крик о помощи вместе с теми самыми гранитными валунами на душе. Она очищала саму душу.

Владимир вдруг понял, что произошло то, чего он давно жаждал, ради чего искал богов, веру, самого себя, – он ничего не забыл из своего прошлого, ничего себе не простил, но это действительно прошлое, а новое начиналось вот сейчас, когда ПОКАЯЛСЯ.

Князя трижды окунули и…

– Свет! Я вижу свет!

Им, не пережившим такое, не понять, что не свет свечей или даже солнечного дня увидел Владимир, а свет самой жизни.

ПОКАЯНИЕ.

В душе.

Признание перед самим собой, что так, как жил еще вчера, сегодня уже жить не может.

Нет, не отпущение грехов, но их осознание и желание отринуть…

Вокруг что-то говорили, радовались, поздравляли, а князь не понимал, как они могли узнать о том, что творилось в его душе.

Потом было разочарование: никто ничего не узнал, никто ничего не понял, даже Анна. Радовались прозрению, крещению, свадьбе. Радовались возвращению.

А он жил словно во сне, стараясь не расплескать это новое чувство, родившееся там, в купели.

И больше всего хотел поделиться этим своим новым счастьем, новым состоянием с киевлянами. Не с царевной, не с суетливыми священниками, а со всеми теми, кто называл его своим князем, кто терпел столько времени, любил, как дети любят родителей, – несмотря ни на что, прощая непонимание, окрики, наказания.

Как рассказать им всем, что покаяние способно смыть все с души, не заставить забыть, но очистить?

Князь пытался понять, как это сделать, и не мог.

А в Киеве вдруг пришло в голову, что нужно позвать всех прямо на берег Почайны и превратить реку в купель, чтобы и у них смыло и рекой унесло ненависть, злость, обиды, неправду. Не для того ли столько испытал он сам, столько нагрешил, столько тяжести имел на душе, чтобы своим примером показать, как от нее избавиться?

Да, соберутся они на берегу, объяснит им князь, что произошло с его душой, последуют его примеру и…

Берег Почайны затих, даже дыхание затаили. Что-то скажет князь?

Ходили слухи, что крестился он, что женку из Царьграда привез – царскую сестру, и даже о том, что всех крестить собрался. Только никто не понимал, как это. Как может человек вдруг веру сменить, ту, в которой его предки жили и предки его предков? Ту, с которой родился, вырос, детей растил.

Что-то тут не так.

Слышно (шепотом говорили самые болтливые), что идолов собрались с их мест сбросить. Но богов обижать себе дороже, если враз громом не поразят, то так отомстят, что и врагу не пожелаешь.

Не единожды глупые люди пытались чужих истуканов сбрасывать, степняки вон всегда так делали, чтобы славян вроде как защиты лишить, так глупость это. Не в истуканах боги, а в душах. Идола можно нового вырезать, но из души веру не выкорчуешь и огнем, даже если убить человека, умрет только тело, а вера останется. Она во всем живом.

Можно даже чужим богам требы приносить, так купцы в Царьграде делали, чтобы местный бог не обижал, и у свеев тоже Одину даров не жалели. Но вера своя оставалась, возвращались домой и снова несли своим ковши с зерном, плоды трудов своих, резали черных петухов, устраивали бои во славу Перуна… В чужой земле чужие боги, а на своей – свои, исконные, те, которым предки поклонялись. А душа и думы у человека, где бы он ни был, всегда дома остаются.

Не мог князь этого не знать. А если знал, то к чему слушать болтовню глупцов?

Князь Владимир Святославич смотрел на притихшую толпу и пытался подобрать слова, чтобы объяснить, что он сам чувствовал, когда каялся. И там, в Корсуни, и по дороге все казалось легким и понятным, казалось, так просто объяснить это свое понимание…

Не о крещении он думал, а о всеобщем ПОКАЯНИИ, чтобы и их души, людей, которых он любил и которые любили его, тоже очистились этим покаянием.

Шли мгновения, а слова не находились.

Князь Владимир хотел стать новым пророком в своей земле, но забыл об одном: даже библейским пророкам понадобились долгие годы и много проповедей, чтобы хоть часть соплеменников даже не поверила, а лишь поняла их речи.

Он сам шел к ПОКАЯНИЮ многие годы и путем трудных размышлений, но захотел привести свой народ вдруг.

Когда в звенящей тишине Владимир это осознал, понял, что нет таких слов, чтобы вмиг объяснили все его чувства и думы, он просто махнул рукой:

– Крестите…

Киевлян крестили в водах Днепра.

Самых упорных загнали в реку плетьми, но большинство окунулись сами, не понимая, зачем любимому князю это надо.

А Русь…

Крестить не значит сменить веру, свою РОДНУЮ ВЕРУ, ту, которая на этой Земле родилась и всегда на ней будет, народ сохранил в душе. И выкорчевать ее оттуда можно только вместе с душой, а земным людям этого не дано.

Князь Владимир Святославич прожил столько же лет христианином, сколько до того язычником, – двадцать семь с половиной. Он умер 15 июля 1015 года в Берестово за день до назначенного выступления на своего непокорного сына Ярослава Владимировича, правившего Новгородом. Ни Вышеслава, ни Изяслава уже не было в живых. А «сын двух отцов» Святополк сидел в Киеве в тюрьме по воле своего названого отца князя Владимира.