Окно - Амелия Бранскилл

Но по его лицу я видела, что он отлично все понимает.

– Мне давно следовало догадаться, – сказала она. – Но мне казалось глупым предполагать, что это мог быть кто-то, кроме Брайана. – Она покачала головой. – Ты предложил меня подвезти, верно? Через несколько минут после того, как предложил мне напиток. Лучший друг моего парня. Я хотела тебе понравиться. Я хотела добраться домой. Конечно, я согласилась.

Чарли смотрел то на меня, то на Мону, словно пытался придумать, как выкрутиться. Но было уже слишком поздно. У меня в голове возникла отчетливая картина: Чарли наливает Моне выпить, добавляет что-то в стакан, а потом несет ее обмякшее тело на футбольное поле. «Она все равно просто крала твое время – когда вы встречались, я тебя почти не видел». Меня замутило, внутри нарастала тошнота, а пальцы, сжимавшие фляжки, ослабели.

Мона отвела взгляд от Чарли и посмотрела на меня. Она дрожала, но голос звучал ровно.

– Давай, Джесс, – сказала она. – Пойдем. Мы все расскажем, все узнают, что он сделал с Анной, что он сделал со мной. Если правда вскроется, полиции придется что-то сделать. Им придется сделать анализы содержимого фляжек, они найдут наркотики. Теперь мы обе знаем, что случилось, и у нас есть доказательства. Мы справимся. Сделаем это вместе.

Когда она сказала это, у меня глубоко внутри словно развязался узел. Я не решилась ответить вслух, не доверяя своему голосу, так что просто кивнула и сделала шаг в ее сторону.

И в этот момент Чарли бросился на меня, пытаясь выхватить фляжки. Он двигался быстро, а я отреагировала слишком медленно, лишь в последнюю минуту успев повернуться. Он врезался в меня слева и сбил с ног. Я ударилась об асфальт так сильно, что невольно вскрикнула. Мне удалось удержать одну из фляжек, прижав ее к себе, но другая, та, что была с красной точкой, та, которую Чарли хранил глубоко под сиденьем в своей машине, – ее я выпустила из рук. Я увидела, как она отскочила от асфальта и покатилась прочь. Сначала мне казалось, что пробка держится крепко, но потом под фляжкой начала появляться маленькая лужица.

Чарли потянулся через меня, чтобы ее схватить, так что я отодвинулась и ударила его локтем в лицо. Он отшатнулся, прижимая руку ко рту и вопя от боли, а я в этот момент подобрала фляжку.

Мона кричала. Я видела, как она вцепилась в Чарли, пытаясь оттащить его от меня. Он был намного крупнее нее, и я понимала, что долго она его не удержит, и тогда он отберет фляжку. И мы не сможем ничего доказать, в панике подумала я. Они не станут слушать. Если они не смогут проверить, что в ней было, если он первым выдвинет свою версию, это все сойдет ему с рук. Он соврет и уйдет от наказания. Это он умеет.

Я должна была сохранить доказательства. Так что, когда Чарли снова потянулся ко мне, я пнула его, чтобы выиграть еще несколько секунд, удержать его на расстоянии еще какое-то время. Этих секунд мне было достаточно, чтобы успеть запрокинуть голову, поднести фляжку ко рту и выпить ее содержимое до последней капли. Достаточно, чтобы превратить мое тело в доказательство.

Иногда время движется как в кино – будто один долгий кадр. А иногда – как слайд-шоу, серия отдельных моментов, картин и чувств.

И после того, как я выпила содержимое фляжки, каждый миг был словно отдельным застывшим кадром, который я наблюдала со стороны: более острый и настоящий, чем та реальность, которую я знала раньше.

Я вижу Чарли, его лицо, багровое и искаженное яростью. Он заносит ногу, чтобы пнуть меня в ребра. Мона, раскрыв рот в крике, бьет его кулаком. Чарли отталкивает ее. Удар ноги Чарли приходится мне в лицо, кровь наполняет рот.

Я видела все это, чувствовала вкус крови, ощущала удары. Но мне одновременно казалось, что все это происходит где-то очень далеко и не со мной. Словно реальность уходит все дальше и дальше и скоро совсем исчезнет. Словно я скоро исчезну. И я закрыла глаза и крепко свернулась клубком, приготовившись уйти.

Все нормально, подумала я, чувствуя, как соскальзываю в темноту. Я так устала, может быть теперь я отдохну. И последнее, что я осознала, прежде чем все поглотила тишина: вдалеке слышался звук, похожий на вой сирены.

Мы лежим вместе на нижнем ярусе кровати. Ее волосы лезут мне в лицо, но я не против. В конце концов, они у нее такие же, как и у меня.

– На этот раз яблоки в моем сне были красные, – сообщаю я ей. – Красные с желтыми и зелеными пятнами.

– А что ты читала?

Мне нравится, что она всегда задает вопросы, всегда ведет себя так, будто детали для нее очень важны. Но отличий немного, и, кроме этого, мне особо нечего рассказать.

Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить. Но вижу лишь пустоту.

– Не помню. А вот ты читала Шекспира.

– Какую пьесу?

Я снова закрываю глаза. Это я могу увидеть. Она сидит напротив меня, мне видна обложка книги, которую она читает: на балконе стоит девушка, а внизу ее ждет юноша. «Ромео и Джульетта».

– В следующий раз пусть это будет что-то повеселее, какая-нибудь комедия.

Я улыбаюсь и качаю головой, прижавшись щекой к теплой подушке.

– Это от меня не зависит. Если бы я могла на это повлиять, я бы для начала увидела во сне что-нибудь поинтереснее.

– Но вдруг ты можешь контролировать детали? Если попробуешь. Если очень сильно захочешь.

В ее словах сквозит грусть. Не понимаю почему.

– Попробую, – говорю я, потому что не хочу, чтобы она грустила. – Может, и не получится, но я попробую.

– Ладно. – Она некоторое время молчит. – Тебе обязательно нужно было выпивать все до дна?

Не понимаю, что она имеет в виду.

– Я ничего не пила. Там были только яблоки. Только книги и яблоки, и мы сидели в гостиной. Как всегда.

– Джесс.

– Клянусь, все было как обычно.

Я пытаюсь рассмеяться, пытаюсь показать ей, что все в порядке. Что ей больше не нужно грустить. Но смех получается каким-то неубедительным. Похожим скорее на всхлип.

– Джесс.

Я качаю головой. Теперь подушка кажется холоднее.

– Ну же, расскажи мне, что тебе снилось. У тебя сны получше моих.