Если о нас узнают - Софи Гонзалес

– Какого рода замечания?

Он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного. Но это очень важно, иначе он не был бы таким тихим.

– Она сказала, что ты отвлекал меня сегодня вечером и из-за этого я сделал все невпопад. Я часто делаю ошибки, и мне нужно будет потренироваться с ней во время перерывов на съемках на следующей неделе.

Валерии чертовски повезло, что ее сейчас нет с нами в комнате, иначе я бы сказал ей пару ласковых.

– У тебя все замечательно, – говорю я, пытаясь сохранять спокойствие.

– Откуда ты знаешь? Ты не видишь меня, когда мы танцуем.

Я встаю и подхожу к нему.

– Эм, потому что я работаю с тобой уже три года? И я видел, как ты танцуешь миллион раз?

Он теребит занавеску.

– Да, но это работа Вэл – говорить, если мы делаем что-то не так. И я худший танцор из всех нас. Просто очень зол на себя. Я стараюсь. Но у меня не идеальное тело, нет харизмы и все такое. Я просто хочу писать музыку и петь, и они знали это с самого начала, но я должен быть поп-парнем. Я просто не… так хорош, как… – Он замолкает, крепко сжимая челюсти.

Я беру его за руку.

– Ну уж нет, – говорю я. – Вообще-то, ты великолепен. И вся эта встреча не имела никакого отношения к твоим танцам.

Он сжимает мою руку, но продолжает смотреть в окно.

– Тогда с чем это связано?

Честно? Я думаю, что мы разозлили их, осмелившись даже немного пообщаться на сцене, и они напуганы слухами, но не хотят разводить шумиху. Я думаю, что они закладывают фундамент, чтобы найти предлог и разлучить нас, они думают, что, если скинут все на профессионализм и отвлекающие факторы, мы не сможем обвинить их. Я не заметил этого, когда Эрин кричала, думал, что я это заслужил.

Но слышать, как они пристают к Заку? Нет. Это я не могу принять как заслуженную критику.

Мне следует сказать об этом Заку, но вместо этого я колеблюсь. Он только что сделал каминг-аут. Ради бога, он все еще переваривает происходящее. Он даже не сказал своей маме. Так что да, часть меня хочет защитить его от реалий того, что значит быть странным, и как это меняет ситуацию миллионом тонких способов. Как это всегда подрывает неуверенность, и в основе всего лежит толика ненависти. Часто даже нельзя высказать все вслух, не настроив людей против, никого не обидев.

Если я смогу защитить его от темной стороны реальности… Я буду стараться.

Поэтому, несмотря на некоторые сомнения, я отпускаю его руку и отступаю назад.

– Мы все просто устали. И они обращали больше внимания на нас с тобой, потому что мы смеялись. Если бы не это, они бы наверняка промолчали.

Зак наконец отворачивается от окна.

– Можешь мне помочь? Сейчас?

Я моргаю.

– Зак…

– Просто давай я покажу тебе. Скажи мне, если у меня не получается, только не ври.

Мы смотрим друг на друга несколько мгновений, затем я сдаюсь и достаю свой телефон.

– Отлично. Какую песню?

– Unsaid.

Я улыбаюсь, пока ищу. У меня было предчувствие, что он захочет именно эту.

Я сбрасываю ботинки и устраиваюсь на кровати, пока музыка гремит из динамиков моего телефона, а Зак встает в центр комнаты. Он легко пускается в танец, исполняя движения, которые мы оба знаем наизусть, и даже задом наперед. Здесь нет ни ошибок, ни неловкости. Не то чтобы я ожидал этого; мы отточили движения перед началом тура. Сейчас мне кажется, что это было целую вечность назад. Вот бы вернуться домой. До… всего.

На самом деле прошло много времени с тех пор, как я смотрел, как танцует Зак. Уже несколько недель, месяцев, даже лет… Он прав. Мы были бок о бок, все синхронно.

В самом начале он нуждался в большей помощи, чем я. Благодаря маме у меня был пожизненный опыт в музыкальном театре и уроки джаза. А у Зака был… футбол. Помню, раньше он просто танцевал, как настоящий новичок. Сейчас? Он делает это так же легко, как дышит. В нем нет ни скованности, ни напряженности. Просто мастерство. После одного плавного поворота он ловит мой взгляд и застенчиво улыбается, но не останавливается.

Я счастлив. Не хочу, чтобы он останавливался.

Он завораживающе красив.

Когда песня заканчивается, он замирает, ожидая обратной связи. Он даже не запыхался. Я думаю, что сейчас такого рода вещи ниже нашего уровня мастерства. Когда-то мы едва могли закончить песню, не падая на пол, умоляя о воде. Теперь мы делаем это, распевая песню за песней, ночь за ночью.

– Ну что? – нетерпеливо спрашивает он.

Я медленно встаю и пересекаю комнату, направляясь к нему.

– Ну, – говорю я, осматривая с ног до головы, заглядывая в глаза, которые в этом свете потемнели до темно-золотистого цвета. Словно жженая карамель, плавящаяся в меду. С мягкой улыбкой я кладу руки по обе стороны от его талии и понижаю голос до шепота. – Ты попал.

Он делает паузу, пристально глядя на меня. Наверное, ищет признаки того, что я лгу или нарочно нежусь с ним. Затем, тяжело выдыхая, он целует меня крепко и глубоко, обнимая меня за плечи. Его грудь прижимается к моей, и я чувствую жар его кожи сквозь тонкий хлопок рубашки и учащенный стук его сердца. Я едва могу удержаться на ногах.

Он целует меня так, словно это может стереть разочарование и боль сегодняшнего дня, с каждой секундой все глубже и отчаяннее. Я отступаю назад, потянув его за собой, пока моя нога не ударяется о кровать, и мы падаем, со вздохом врезаясь в одеяла. Он даже не останавливается, просто обхватывает мое лицо ладонями и целует.

Мое тело не пропустило ни одного удара его сердца. Мое дыхание становится тяжелым и быстрым, я хватаю его за бедра и крепко прижимаю к себе. Тяжесть его тела, прижатого к моему, стирает мысли в голове. Я думаю лишь о нем, его запахе и атласной коже его спины, когда мои руки проскальзывают под его рубашку и снимают ее через голову.

Затем мы пятимся назад, все еще поперек кровати, я обхватываю его ногами, пока снимаю свою футболку, а его руки блуждают по моим ногам. Мое дыхание становится все тяжелее и тяжелее, пока не становится до неловкости громким, и я больше не могу молчать. С ним невозможно быть спокойным. Я слегка меняю позу, касаюсь его ног, затем медленно сползаю с кровати и оказываюсь на полу, глядя на него снизу вверх. Это динамика власти, к которой я привык. Я и раньше делал минет своим бывшим парням.

Он, должно быть, сразу понял, на что я намекаю, потому что сглатывает и говорит:

– Я никогда раньше этого не делал.

– Ты не хочешь? – спрашиваю я.

– Нет, я знаю. Я просто… сказал.

Я начинаю расстегивать молнию на его джинсах, и он ерзает.

– Можно спросить кое о чем?

Окей. Что-то подсказывает мне, что сейчас не момент для раздевания. Я поднимаюсь и сажусь рядом с ним на кровать.